Несколько следующих забросов принесли остальные части скелета — тупой череп химеры со знаменитыми алыми зубами, толстые бедренные кости и кольца позвоночника хвоста змеи с отточенным кончиком. Доставочная бригада смеялась от радости и предложила довезти на носилках до берега. Такая находка гарантировала перерыв на еду и более лёгкое назначение, но Вороний Хлыст снова махнул рукой в сторону волн.

— Он хочет нас убить, — безнадёжно сказала Тиви. — Будет рад, когда мы утонем.

— Не плачь, — ответил Бульдог и встал перед ней, принимая на себя удар волн. — Именно этого ему надо. Не дай ему этого — и скоро эта жестокая игра ему надоест. Давай, Тиви. Ночь прекрасна, мы превратим работу в игру.

Но бьющие в лицо волны и отливное течение мало давали наслаждаться жизнью. Сеть приносила только морскую траву и плавник, да ещё редко какие-нибудь потрескавшиеся зубы. И хотя Бульдог самоотверженно защищал маленькую женщину от тяжёлых волн, к полуночи ноги у неё подкосились и отлив понёс её в море. Бульдог нырнул за ней и вытащил из бурной воды.

Она упала на прибрежный песок, дрожа всем телом. Огр сошёл с дюны, посмотрел и сказал одно только слово:

— Василискам.

Тиви вскрикнула и вскочила. Бульдог загородил её собой.

— Нет! — прорычал он прямо в сморщенное лицо огра. — Она может разгребать у берега или работать на мелях!

Появился Вороний Хлыст с синей ухмылкой на беззубом лице.

— Моё предложение остаётся в силе, Тиви. Предпочитаешь отдаться мне или василискам?

Бульдог схватил Вороньего Хлыста за горло и вздёрнул в воздух.

— Только тронь её, и я тебе все кости переломаю!

Здоровенная клешня схватила Бульдога за гриву, подняла в воздух и стала трясти, пока он не отпустил Вороньего Хлыста. Управляющий, кашляя, упал на песок и выдохнул помятым горлом:

— Наказать!

Огр, держащий Бульдога за волосы, понёс его на вытянутой руке. Вор дёрнул ногами, пытаясь вывернуться, но только усилил боль. Он вздрогнул, но заставил себя повернуться к Тиви и сказать:

— Не бойся!

«Не бойся!» — Другие слова не пришли на ум, и от этого он почувствовал себя ещё беспомощнее. Чтобы подбодрить в такой момент, надо сказать куда больше. Но кожу на голове сводило болью, и для смелых мыслей не осталось места, а без талисманных звёзд ум чувствовал себя, как птица с выдранными перьями.

Огр протащил его по дюнам до края болота и бросил там среди нитей ползучей плесени и гнили. Он не успел и попытаться встать, как огр схватил его мощной рукой за обе лодыжки и вздёрнул вниз головой. Так же вниз головой он ткнул его в покрытое засохшей глиной гнездо гадючьих ос и подождал, пока взовьётся рой. Тут он воткнул Бульдога головой в гнездо, пробив стену, и бросился наутёк.

Бульдог вырвал голову из гнезда и завозился, увязая в лианах и гниющих растительных остатках под гудящей красной тучей гадючьих ос. С воем вскочив на ноги, он бросился к дюнам, хлопая руками. Среди наносов морских трав он свалился, когда мышцы свело судорогой от яда.

Тиви оттолкнула Вороньего Хлыста в сторону. Запуганная его угрозой, она позволила ему отвести себя от края берега к дюнам. Но, увидев простёртого под ядовитым роем Бульдога, побежала к нему, бросая горстями песок, чтобы отогнать жалящих насекомых.

Вороний Хлыст попятился от разъярённых ос и с мрачным удовольствием стал смотреть, как Тиви тащит вора и дёргается от уколов ядовитых жал. С её помощью человеко-пёс смог подняться на ноги и доковылять до моря. Там они плюхнулись в приливную лужу и стали кататься в воде.

Когда рой рассосался, огры подобрали обоих и бросили в фургон, нагруженный ночной добычей. Там они и лежали в горячечной боли среди гниющих костей и листов ржавого металла. Укусы распухли и пульсировали болью. Тошнота выворачивала наизнанку. В какой-то момент у Бульдога остановилось сердце, диафрагма превратилась в горячий металл и застыла, и лишь с невероятным трудом он смог набрать воздуху в лёгкие.

Тиви слышала, как он борется за жизнь, и хотела умереть, но в её теле было для этого недостаточно яда. От каждого укуса расходилось пламя, пожирающее плоть, и некротический дымок расходился по жилам, вызывая тошноту.

Над головой задрожал рассвет, и фургон покатился обратно в лагерь по туннелю среди болот. Огры запели свои тяжеловесные песни, а мусорщики тащились молча, спя на ходу.

В плетение камышовых хижин бил дневной свет, и они пылали изнутри, подобно печам. Остальные свалились в пятнистую тьму и заснули, а Тиви с Бульдогом лежали без сна на грязном сене, и их грызли крысы боли, невидимые, но слышимые при каждом ударе отравленной крови в ушах.

Бульдог еле слышно пробормотал:

— В сердце человека много места. Я не пёс, я человек. И в моём сердце места много, о да.

Тиви приподнялась на локте, пытаясь расслышать, что говорит её защитник.

— Он цитирует Висельные Свитки, — произнёс измученный голос из пятнистой темноты. Из глубины хижины выплыла женщина в куртке чармодела и села возле Тиви. Это была та самая, которая помогла ей, когда Грин бросил её в зарешечённую телегу к другим пленникам. Седеющие волосы были увязаны в пучок лианой, а большие и живые карие глаза придавали лицу выражение мудрости. — Зверелюди часто их цитируют. Они хотят быть людьми и верят, что если сердце у них будет достаточно сильным, чтобы выдержать все страдания, они станут людьми. Это печально.

Чармоделка нагнулась ниже и всмотрелась в распухшие черты, в почерневшие закрытые веки.

— Это Бульдог, тот, чьи амулеты вызвали взрыв Чарма в лесу, тот, который, как ты надеялась, тебя спасёт. — Старая женщина печально покачала головой. — Надежда — горькое желание. Это тоже из Висельных Свитков. — Она положила руку на сердце вора. — Он сильный, выживет.

— Кто ты? — спросила Тиви, всматриваясь в женщину пристальнее. Впалые щёки казались удлинёнными и пустыми, как колеи, размытые дождём.

— Кто я, не важно, — ответила та. — Уже не важно. Властелин Тьмы все переменил.

— Как мне тебя звать?

— Старая Сова, — ответила она с еле заметной улыбкой. — Теперь ложись и отдыхай.

— Не могу я отдыхать, — огрызнулась Тиви, всё же поддаваясь мягкому нажиму рук, которые положили её на солому.

— Я знаю, тебе больно. — Рука Старой Совы изогнулась в воздухе, будто срывая невидимый плод. Когда она открыла ладонь, там лежал целительный опал, сияя изнутри, как сиреневое молоко. — Это исцелит тебя и Бульдога.

Тиви поражённо уставилась на чармоделку:

— Ты это спрятала от огров?

— От всех. — Старуха коснулась опалом каждого из ужаленных мест на теле Тиви, и воспалённая плоть тут же затихла под гладкой и невредимой кожей.

— У тебя ещё есть? — спросила Тиви, думая о Бульдоге.

— Нет. — Старая Сова положила опал меж распухших глаз вора. — Здесь хватит Чарма, чтобы начать его лечить.