litbaza книги онлайнСовременная прозаБелки в Центральном парке по понедельникам грустят - Катрин Панколь

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 214
Перейти на страницу:

— Все время, которое вы пожелаете у нас провести, — перебил его Филипп. — Вас никто не принуждает, вы можете действовать по своему усмотрению, и если назавтра захотите уйти, мы охотно согласимся и не станем вас удерживать.

Бекка провела рукой по волосам, пригладила их кончиками пальцев. Поправила шаль, одернула юбку, пытаясь в движениях своих тоненьких пальцев найти ответ, которого почтительно ожидали мужчина и мальчик, стоявшие у порога. Они ее не торопили, словно понимая серьезность момента: в каком-то смысле они собирались перевернуть ее жизнь. Она спросила, можно ли ей подумать, объяснила, что их приглашение застало ее в тот момент, когда она уже примирилась с темнотой, холодом, голодом, со всей этой жизнью, которую вела, и что они должны понять, что ей удобнее думать одной, прислонясь спиной к двери. Она не желала выглядеть убогой попрошайкой, погрязшей в нищете, вымаливающей милости, она хотела принять беспристрастное решение, и для этого ей понадобилось несколько секунд одиночества и размышлений. Она вела странную жизнь и знала это, но она сама ее выбрала. А даже если она ее и не выбрала специально, она приняла ее отважно и чистосердечно и дорожила этим выбором, так как он давал ей свободу.

Филипп согласно кивнул, и дверь медленно затворилась. Александр был поражен.

— Почему она так говорит? Я ничего не понял.

— Потому что это порядочная женщина. Хороший человек, одним словом.

— А… — сказал Александр, не сводя с двери растерянного взгляда. — Ты думаешь, она не поедет?

— Я думаю, что мы требуем от нее чего-то невероятного, огромного, такого, что может перевернуть ее жизнь, и она сомневается. Я ее понимаю.

Александр на несколько минут удовлетворился таким ответом, а потом вновь принялся расспрашивать отца:

— А если она не захочет ехать, мы ее так здесь и бросим?

— Да.

— Ты просто не хочешь, чтобы она ехала с нами! Потому что она нищенка, и ты стыдишься поселить ее у себя!

— Да кет же! Я тут совершенно ни при чем. Она сама решает. Это личность, Александр, свободная женщина…

— Тем не менее ты испытываешь облегчение!

— Я запрещаю тебе так говорить! Слышишь: запрещаю!

— Ну хорошо, если Бекка не поедет, я останусь здесь! Я не оставлю ее одну в рождественскую ночь!

— А вот и нет, ты так не сделаешь! Я возьму тебя за ухо и оттащу домой… Знаешь что? Ты не заслуживаешь такого друга, как Бекка. Ты даже не понял, что она за человек…

Александр оскорбленно замолчал, и так, в тишине, они стояли и ждали.

Наконец дверь сарая раскрылась, и на пороге возникла Бекка со множеством пластиковых пакетов в руках.

— Я еду с вами, — сказала она. — Но только можно мне взять с собой мое кресло? А то я буду бояться, что оно пропадет, если я его здесь брошу…

Филипп как раз складывал инвалидную коляску, чтобы засунуть в багажник, когда зазвонил телефон. Он ответил, зажав телефон между ухом и плечом, а коляску — между коленями. Звонила Дотти. Она что-то верещала в трубку, но Филипп не мог разобрать ни слова, поскольку слова обильно перемежались рыданиями.

— Дотти… Успокойся. Вдохни поглубже и скажи мне четко, что случилось?

Он услышал, как она, отведя телефон от уха, вдыхает побольше воздуха и выпаливает:

— Я пошла погулять с моей подругой, ее зовут Алисия, она тоже оставалась одна в этот вечер, у нее были неприятности, и у меня тоже, потому что меня выгнали с работы. Я собиралась уходить, как раз убирала рабочее место, чтобы вновь взяться за работу в понедельник, и тут входит шеф и говорит, что начальство велело провести чистку среди сотрудников, и поэтому вы уволены. Вот так… И ни слова больше! Ну и мы с Алисией пошли в паб, поговорили там, выпили, совсем немного, клянусь тебе, и там были два каких-то типа, они начали к нам приставать, а мы их послали, и они обозлились, и пошли за нами, когда мы вышли из кафе… Алисия взяла такси, потому что далеко живет, а я пошла домой пешком, и прямо перед подъездом моего дома они на меня набросились… Меня достало! Меня все достало! Жизнь — ужасно тяжелая штука, и я не хочу больше домой, и не хочу сидеть дома одна, я боюсь, что они вернутся…

— Что они с тобой сделали?

— Побили… У меня губа разбита, и глаз заплыл! Меня все достало, Филипп! Я все-таки порядочная девушка. Никому в жизни ничего плохого не сделала, и вот все, что я получила: меня выгнали с работы, и два каких-то придурка настучали мне по башке…

Она вновь разрыдалась. Филипп стал уговаривать ее успокоиться, а сам тем временем соображал, что ему делать.

— Где ты находишься, Дотти?

— Я вернулась в паб, мне не хочется оставаться одной… Мне страшно. И к тому же что за Рождество такое — одна дома!

Голос ее сорвался, и она вновь запричитала.

— Ладно, — решился Филипп. — Никуда не уходи. Я еду…

— О! Спасибо… Ты такой хороший… Буду ждать тебя внутри, мне слишком страшно, я боюсь выйти…

Филипп, сражаясь с креслом, прищемил себе палец рессорами, пришел в ярость, выругался и наконец закрыл кофр, испустив вздох облегчения. Видать, не часто ей приходилось складывать свое кресло!

В час ночи он наконец припарковался возле дома. Между двумя сугробами. Анни первой вылезла из машины, нащупывая в темноте, куда поставить ногу, чтобы не поскользнуться, сонная, в смутной тревоге оттого, что придется переустраивать весь быт, ставить новые кровати.

— А мадемуазель Дотти где будет спать, мсье Филипп?

— Со мной, Анни, и далеко не в первый раз!

— В каком часу явятся гости? — поинтересовался Младшенький, наводя лоск на черные мокасины, полученные в подарок на Рождество. Наконец-то у него появилась обувь, подходящая к его элегантным костюмам. Он уже видеть не мог свои кроссовки на липучках. Да они и не вязались с его обликом. Мокасины он заприметил в витрине, возвращаясь с матерью из парка. Магазин назывался «Мальчик-с-пальчик» и специализировался на детской обуви. Витринные мокасины были всех цветов радуги. Модель называлась «Игнатий», и цена вполне приемлемая: пятьдесят два евро. Он указал на них пальцем: «Вот что я хочу на Новый год — ботинки, которых не буду стыдиться». Жозиана остановилась, присмотрелась к витрине и ответила: «Я подумаю» — и спросила еще, какой цвет ему нравится. Он чуть было не ответил: «Хочу всех цветов, какие есть!» — но сдержался. Он знал свою мать, ее разумную бережливость и строгие воспитательные принципы, и выбрал классический цвет — черный. Она кивнула. Коляска покатилась дальше, и Младшенький, очень довольный, откинулся на спинку. Он счел дело улаженным.

— Думаю, они появятся примерно в половине первого, — ответила Жозиана.

Она стояла у плиты в ночной рубашке и терла на терке сыр эмменталь.

В кастрюле на медленном огне таяли масло и мука. Рядом в плетеной корзиночке лежали чудесные яйца, снесенные курами, постоянно клюющими свежее зерно на свежем воздухе.

1 ... 57 58 59 60 61 62 63 64 65 ... 214
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?