Конечно. Существует регламент, который определяет совершенно спонтанное желание юноши жениться на девушке, с которой у него внезапно, вот прямо на балу вспыхнула страстная любовь. — Егор уже откровенно насмехался, вот только его слова были похожи на правду. Там же будет полно журналистов, которые обязательно эту внезапную страсть во всех ракурсах распишут. А простые люди во все времена и во всех мирах любили и любят такие вот истории.

— Нет, я пока не думал об этом, — покачав головой, я сделал зарубку на память, не забыть спросить деда, когда именно я должен буду сделать предложение. — А ты зачем сюда пришёл-то? Никогда не поверю, что просто для того, чтобы поболтать.

— Нет, конечно, — Егор усмехнулся и протянул мне пачку документов. — Ты забыл. Так сильно опаздывал, что даже не вспомнил о том, что дом Снежиных, теперь принадлежит тебе. Будет куда молодую жену привести. — Нет, я не забыл, но всё же на думал, что Ушаковы постараются побыстрее избавиться от этого балласта. А Егор тем временем продолжил. — Мы там немного прибрались, трупы сожгли, и похоронили прах, кровищу убрали, а то загниёт, вонять начнёт. Правда, ничего не делали для того, чтобы исследовать дом и убрать возможные ловушки. Так что, будь осторожен и сначала почисти дом от всякой гадости.

— Учту, и спасибо за предупреждение, — совершенно искренне поблагодарил я Егора.

— Не за что, я ведь из корыстных целей это делаю, вдруг с тобой что-то произойдёт и твоё «если», в этом случае точно превратится в «никогда», а я всё ещё надеюсь так же погулять. Ладно, бывай, встретимся на балу.

Хохотнув, Егор вышел из примерочной, я же принялся рассматривать дарственную от Снежина. Документ был оформлен как надо, никаких двойных толкований в нём не было. Но это не мудрено, всё-таки его проверил юрист Ушаковых, перед тем, как Снежин поставил окончательную подпись и скрепил клановой печатью. Я успел просмотреть документы, когда в примерную снова вошел портной и его помощники. Они несли наскоро прошитые вещи, чтобы провести уже окончательную примерку. После чего костюмом займутся всерьез и за день до бала его доставят прямо к нам домой.

— Сказать по правде, у меня от Ушаковых мурашки бегают по коже, — признался мастер, когда примерка завершилась, и он, сделав ещё пару совсем небольших изменений, отослал помощников к нему в мастерскую.

— Почему? — я недоуменно посмотрел на него, после того, как натянул футболку.

— Не знаю, они мне кажутся очень опасными. Особенно, Егор. Зато он женщинам нравится, даже больше вас, Константин Витальевич. — Он мотнул головой и удалился, оставив меня одного.

— Больше меня женщинам и Вольф нравится, — я немного раздраженно посмотрел вслед старому мастеру. — Но это не значит, что он опаснее меня. да и про Егора я такого сказать не могу.

И я вышел из примерочной, чтобы забрать уже уставшую меня ждать мать и поехать домой. Мне ещё нужно деда насчёт аккредитации моих журналистов попросить, и с Громовым поговорить, да много ещё дел на самом деле, и это, учитывая, что я не выспался ни хрена, и всё ещё плоховато после вчерашнего соображаю. Но, ничего, до бала ещё есть немного времени, потому что там мне ворон ловить совсем нельзя, на таких вот мероприятиях может произойти на самом деле всякое.

Глава 24

Оставшееся до бала время прошло в какой-то бесконечной суматохе. Я постоянно где-то бегал, что-то делал, но, когда останавливался, чтобы подумать о том, а что я, собственно, вообще делаю, то не находил ответа. Но, в следующую минуту меня уже выдергивали из задумчивого состояния, и я опять куда-то ехал или бежал, и что-то снова делал.

Но, всё-таки мне удалось выкроить немного времени, и поговорить с Громовым. Он, конечно, немного поломался, так для приличия, а потом впрягся в поручение по созданию охраны издательства, несмотря на приближающиеся праздники.

Дед сумел получить допуск во дворец для моих журналистов, и я пошёл с Егором в издательство, чтобы отдать пропуска и представить нового начальника охраны. К моему удивлению, все сотрудники были на местах, словно тот предпраздничный корпоратив мне привиделся. Девушки из светских новостей вцепились в пропуска так, что даже стало интересно, можно из их хватки вырвать эти куски пластика, или нет?

Михалыч же сначала сидел, что-то печатая на специальном устройстве, периодически включая и выключая его, и лишь, когда я кашлянул, привлекая внимание, он поднял на меня взгляд, и вытащил из уха очередное устройство, из которого я тут же услышал свой собственный голос. Без блесток на лице и волосах узнавание проходило более успешно.

— А-а-а, эм, — глубокомысленно произнёс Ярослав и замолчал.

— Этого хватит на статью, которая станет бомбой, как ты обещал? — я кивнул на записывающее устройство.

— Да. А вы правда Константин Керн? — спросил он и покосился на наушник, в котором в этот момент раздался звук выстрела.

— В что не похож? — он сначала отрицательно покачал головой, а потом закивал. Вот и пойди пойми этого Михалыча.

— Я сначала думал, что большей отморози, чем Егор Ушаков в нашем поколении не встречается, — протянул он. — Как выясняется, я ошибся и рад этому.

— Это мы с Егором отморози? — я даже подавился. — Ты на себя посмотри сначала.

И я ушел из редакции, оставив Ярослава чесать тыкву в надежде обнаружить в ней ответ, на основании каких критериев я сделал такой интересный вывод. В издательстве я оставил Громова, и вернулся в круговорот мелких, но чрезвычайно выматывающих дел.

И вот в девять вечера мы все при параде, а мать ещё и в драгоценностях, стояли в холле и ждали, когда подадут дедовский лимузин.

— Так, напоминаю ещё раз, для особо одарённых: с десяти вечера и до самого Нового года будет официальная часть, — дед заметно волновался. Уже много лет они с матерью не посещали императорский бал. Приглашения получали, но находили сотни причин, чтобы пропустить данное мероприятие.

— Я помню, — ответил я меланхолично, но дед словно не слышал меня, продолжая давать наставления.

— По регламенту, ровно в десять часов двенадцать минут вы с Вольфом представляете свои трубки и дарите одну императору Михаилу. Трубку получите перед самым вручением. Вам её отдаст непосредственно начальник охраны дворцового корпуса. — Я терпеливо слушал в стопятьсотый раз, как будет