Преодолевая слабость, он встал, нетвердо ступая по скользкому линолеуму, подошел к окну и распахнул раму. Прохладный свежий, почти морозный воздух слегка помог, Левин почувствовал себя лучше, и к нему вернулась способность воспринимать окружающее. В зеркале трюмо отражалось его осунувшееся усталое лицо с похмельными синяками под глазами и двухдневной щетиной на подбородке. Почти незнакомое лицо, которое он стал забывать, находясь на попечении у Ирины.

Оторвав взгляд от своей физиономии, спотыкаясь, он отправился на кухню залить чем-нибудь пересохшую глотку. Утолять жажду пришлось не водой из-под крана, а бутылкой прохладного пива, заботливо возвышавшейся по центру стола. Выпил ее залпом. Внутри что-то зашевелилось, запыхтело, заголосило и гортанно вырвалось наружу, обдав кухню свежим перегаром.

Покореженная водкой энергетика плавно восстанавливалась, и предметы вокруг постепенно обретали привычную расцветку и четкие контуры. Остатки алкогольной интоксикации прямо на глазах оттянул прохладный душ. Тело наливалось силой и жаждало движения. Первым напомнил о себе детородный орган, который неожиданно и, казалось, беспричинно дал о себе знать, но затем, засмущавшись, расстроился и принял обычное безжизненное состояние.

Приняв душ, с трудом позавтракав и, закурив, Левин обратился к наиболее простой на данный момент дилемме – идти за пивом или нет. Посмотрев за окно, он счел, что погода благоприятная для прогулки. Он лениво оделся, похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли деньги и ключи. В этот момент зазвонил его мобильный телефон.

– Да. Слушаю, – недовольно, сквозь зубы процедил он.

– Доброе утро, Андрей Юрьевич, – голос звонившего был хриплым и не сулящим ничего хорошего.

– Утро, Василий Иванович, добрым не бывает, – Левин, узнав Седого сразу же вспомнил вчерашний вечер, отчего у него гулко забилось сердце и задрожали руки.

– Вот и я про то же. Утро сегодня не доброе, а злое. Посмотрел на себя и испугался.

– Я тоже, Иванович, весь опухший. На работу проспал. Влетит от руководства.

– Да ты же теперь, как я понимаю, самый важный здесь. От кого тебе может влететь?

– А если генерал позвонит?

– Я же тебе позвонил. По телефону перегар не передается, и генерал твой ничего не учует. Да и голос у тебя бодрячком, не то что у меня, – вначале Седой захихикал в трубку, а потом болезненно ойкнул.

– Что там у тебя? Проблемы?

– А ты что, ничего не помнишь?

– Нет, – соврал Левин.

– Так мы вчера в самом конце ангишваны[13]с какими-то фраерами схлестнулись.

– И что?

– Да ничего. Мы огребли по полной программе. Двое моих корефанов[14]на мясницкой[15]оказались.

– Не гони тюльку[16].

– Что мне перед тобой понтоваться?[17]Мы же теперь свои. Мы вчера пришли на бровях[18]и давай бакланить.[19]Я даже хотел освежевать скотину.[20]

– Да ты что, в своем уме?

– Что здесь поделаешь, слетели с катушек.[21]Ну вот, только я джагу[22]вытащил и решил его в доску пустить,[23]как откуда ни возьмись появились два ломовика[24]и начали нас класть доверху[25]и печенками рыгать.[26]Все, подумал, вилы,[27]живыми из кабака не выйдем. И представляешь, Юрьевич, появляются дружки.[28]Впервые я им обрадовался. Если бы не они, то нас к ногтю[29]прибрали бы.

– А! Синичек[30]помню. По-моему, сержант и лейтенант были.

– Ты еще их зафаловал[31]и потом куда-то исчез.

– Кинуть чепуху мусорам[32]– это ж милое дело, – рассмеялся Левин.

– А я же разве говорю, что это мотня порватная?[33]Надо всегда капканы мочить.[34]Ну ладно, черт с этими дружками. Ты с ними сам разберешься. Мне вот что от тебя надо. Обидели меня ломовики. Дюже обидели. Найти мне их надо позарез. Сделаешь, Юрьевич? Век не забуду.

– А на что они тебе?

– Морковь[35]мне нужна. Ой, как нужна морковь. А то что народ обо мне подумает? Слабину дашь и все, будешь в самом низу, у параши находиться.

– Это точно. Наша братва любит парашу пускать.[36]Помнится на зоне…

– Какая, Юрьевич, зона. Ты уж мне не компостируй мозги,[37]– рассмеялся Седой. – Хотя я тебе скажу, если бы я не знал, что ты чекист, то век воли не видать, признал бы в тебе жида![38]