— Немного!

Я еле сдерживаю смешок.

— Может, просто Маша вас чем-то вредным кормит пока меня нет? Тогда, наверное, не стоит уезжать.

— Нет, уезжай! — выкрикивает Вася.

Она одна из всех ещё не доела завтрак и сидит сейчас за столом, уплетая овсяно-блины с джемом.

Потом резко вздрагивает.

— Ээээ… ну, то есть, ничем вредным Маша нас не кормит, пап! Не говори глупости!

Бурый усмехается, стрельнув в меня взглядом.

И даже не спросил ведь «а где моё поздравление с днём рождения?» Сразу ясно — догадался обо всём.

— Ладно. Поехал я. Надо доделать машину вашего дяди, иначе он меня с потрохами съест, — Миша надевает куртку и перчатки. — Чтобы вели себя хорошо.

— Мы обо всём позаботимся, пап.

— Не сомневаюсь.

— Ты примерно во сколько будешь? — спрашиваю Бурого, вытирая руки полотенцем и стараясь сделать абсолютно отстранённый вид.

Мне нужно знать ориентировочное время его возвращения, чтобы всё успеть.

— Понятия не имею, — он пожимает плечами, пройдясь по мне подозрительным взглядом. — Часа в три-четыре, наверное.

Его взгляд действует на меня как обычно, вызывая кучу мурашек и тугое напряжение в груди и в животе.

После той ночи, когда мы вчетвером спали на одной кровати, а утром я проснулась на Мишиной груди, мне стало ещё тяжелее справляться с собственными эмоциями.

Сегодня я решила сделать для него настоящий подарок. И мне очень хочется, чтобы всё прошло, как надо. Учитывая полосу невезения, которая преследует меня последнее время, я не удивлюсь ничему.

— Нууу, тогда будем ждать к трём-четырём, — сую руки в карманы шорт и раскачиваюсь на носках, прикусив губу.

— Не накосячь.

В последние дни это стало кодовым словом, которое Миша говорит каждый раз перед уходом. Даже если он просто в ванную идёт и оставляет меня всего на пятнадцать минут.

По привычке я тут же закатываю глаза. И от неожиданности вздрагиваю и пищу, когда Миша резко дёргает меня на себя и прижимается к губам. Его вкус оседает у меня на языке и мгновенно растекается по венам. Я цепляюсь пальцами за его куртку и машинально встаю на носочки, чтобы быть ближе.

— Не скучайте, — шепчет он мне в губы, затем щёлкает по носу и выходит из дома.

Я возвращаюсь к девочкам на кухню, пытаясь унять участившееся сердцебиение.

Возможно ли, что этот вечер закончится…

Нет, не хочу об этом думать! У меня сразу температура поднимается, и щёки начинают гореть, будто я по пустыне час бродила.

— Маша, что мы будем делать? — тут же налетают на меня девочки, как только я появляюсь на кухне.

— Да, что мы папе подалим?

— Ну, я думаю, что вы нарисуете ему красивый плакат красками. А я приготовлю ужин.

— Мы ещё никогда не лисовали плакат! — хлопает в ладоши Тася.

Хотя я уже даже стала привыкать, что этот ребёнок абсолютно на всё реагирует восторженно.

— Значит, это будет ваш первый плакат.

Мы берём с девочками всё необходимое для рисования. Я нахожу ватман, краски и карандаши. Чтобы девочкам было проще, рисую им на листе контуры большого папы-медведя и красиво пишу надпись С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ.

— Остальное сами, — раскладываю ватман на столе вместе с красками и водой, а сама приступаю к готовке.

Сегодня всё будет в форме медведя.

Я планирую сделать мясной бисквитный пирог и вырезать из него медвежью морду. На самом деле, я ещё ни разу так не делала, и очень надеюсь, что у меня получится.

Заготавливаю тесто, затем начинку и начинаю заливать тесто по ёмкостям.

— А вам что нужно? — спрашиваю, смотрящих на меня щенячьим взглядом хаски. — Голодные что ли?

Достаю еды для собак и накладываю им в миски, после чего возвращаюсь к готовке.

— Да, блин, Тася, что ты делаешь?! Ты так весь плакат испортишь. Медведь не может быть голубым!

— А я хочу, голубого! Голубой папа-мишка!

Я аж слюной давлюсь.

Когда этот ребёнок подрастёт, обязательно задаст жару.

Пока бисквиты пекутся, проверяю, как идут дела у девочек.

А что, очень даже неплохо получается! Правда, медведь наполовину бурый, наполовину голубой…

На всю кухню начинает вкусно пахнуть. Осталось только вырезать нужную форму и…

— Нет, Стёпа! Что ты делаешь?! — раздаётся оглушительный Васин визг и грохот.

Я резко поворачиваюсь и вижу, как один из псов тянет ватман со стола, ухватив его зубами. Рывок — и все краски и вода падают на плакат.

— Стёпа! — кричит Тася, пытаясь схватить собаку, которая мигом срывает ватман и тащит его на пол, начинает яростно крутить головой, очевидно, намереваясь разорвать плакать в клочья.

— Фу! Стёпа! Нельзя! — рявкаю на собаку и делаю несколько шагов в сторону стола, но пёс тут же подрывается и несётся вместе с плакатом через кухню.

Краски и вода с грохотом падают со стола на ковёр. Я с ужасом смотрю, как по белому покрытию растекается синее пятно. И рядом коричневое.

Кошмар. Просто ужас…

— Стоять!

— Нет, наш плакат! Маша, он полвёт наш плакат!

Мы втроём с девочками несёмся за собакой, его мохнатый друг весело лает, пока мы как ненормальные гоняем пса по всей кухне.

У лестницы я буквально падаю на ватман, чтобы не дать псу сбежать.

Вся краска мигом оказывается у меня на руках и лице. Девочки пытаются отогнать Стёпу, который тоже успел измазаться в краске. А Сеня тем временем забавляется на изляпанном краской ковре.

Просто блеск.

В итоге я, девочки и оба пса полностью в сине-коричневой краске, а также ковер, стол, и линолеум.

Замечательно!

Я тяжело вздыхаю, глядя на испорченный рисунок девочек.

— Ну, не получите вы больше от меня вкусняшек, мохнатые хулиганы.

— Маша, что делать… Плакат исполтили, — начинает плакать Тася.

Девочки садятся рядом со мной, шмыгая носами.

Они так старались. Смотрю на настенные часы. Новый мы точно не успеем нарисовать.

Так часы…

О, чёрт! Моя начинка!

Вскакиваю и бегу на кухню, где в духовке томится мясная начинка.

— Девочки, несите пока плакат обратно на стол, сейчас исправим!

В панике открываю духовку, в страхе, что и начинка испортилась. Но нет. Фух, слава богу! Хоть что-то идёт по плану.

Псов, которые понурив носы, подходят ко мне, я полотенцем выгоняю с кухни в коридор.

— Так вам и надо!

Их теперь мыть, конечно, придётся. Да всем придется в порядок