— Ну… было весело. И я как-то не обратила внимание…

Ну почему всё, что я говорю, кажется мне таким бредом? Может потому, что я сейчас вру? А врать я не люблю. Особенно Кириллу и Лизе.

Да я и не делала этого никогда прежде. Так что теперь чувствую себя самой настоящей засранкой. Совесть грызёт неимоверно просто. Но по-другому в этой ситуации никак не получается. Кирилла кондратий хватит, если он узнает о Мише. Его и Макс-то Новиков всегда раздражал, хотя у нас с ним никогда ничего не было. Мы даже за ручку ни разу не держались. А тут взрослый бородатый Миша Бурый — владелец автосервиса, и отец двоих детей.

Кирилл если узнает, то точно запрет меня дома до скончания веков. Он до сих пор относится ко мне, как к той шестилетней девочке, которую однажды увидел в инвалидом кресле в больничной палате частной клиники.

И я с одной стороны понимаю, что его такое поведение обусловлено гиперзаботой обо мне. А с другой стороны от этой гиперзаботы я порой уже начинаю задыхаться.

— В том-то и дело, что ты невнимательная, Маша! Но всегда обижаешься, когда я на это указываю, — продолжает ворчать Кирилл.

— Не злись, пожалуйста. Я… нормально себя чувствую. Скоро поправлюсь. Как там Лиза? — намеренно перевожу тему, чтобы отвести внимание от себя, но не тут-то было.

— Скучает по тебе. Уж больно ты заотдыхалась.

— Да я впервые от вас так надолго уехала. И тоже скучаю, между прочим. Скоро вернусь и всё будет как прежде.

Как прежде, конечно, уже не будет. Во всяком случае, у меня…

— Ладно, — мрачно отвечает Кирилл. — Выздоравливай. И будь добра трубку брать. В следующий раз, ждать, когда ты перезвонишь, я не стану, а просто приеду за тобой.

Попрощавшись, сбрасываю вызов.

Фуух. Кажется, пронесло.

Но времени в любом случае осталось не так много. Уехать отсюда мне всё-таки придётся.

Прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза. Рука сама собой тянется к низу живота, где всё ещё сосредоточены приятные ощущения, а тёплые импульсы продолжают расходиться по телу, превращая мышцы в кисель. Никогда не испытывала ничего подобного.

— Не знаю, чем ты тут занимаешься, но я уже убрал осколки и почти приготовил ужин. Так что давай-ка возвращайся, Марья Алексевна.

От неожиданности подпрыгиваю на месте и распахиваю глаза. Тут же упираюсь взглядом в Бурого, который стоит рядом, нависнув надо мной и уперев ладонь в стену над моей головой.

От его близости и запаха импульсы между ног становятся ярче, и я машинально свожу ноги.

— Я… говорила по телефону.

Мишина бровь ползёт вверх.

— С кем это? Уж не с Кирюшей ли?

— Нет… С Лизой. Моей сестрой.

Зачем-то вру. Не знаю, зачем. Просто мне кажется странным, если я признаюсь, что говорила с Кириллом, учитывая то, что произошло между мной и Мишей только что. Он-то думает, что Кирилл мой хахаль.

— Вот как? С сестрой, значит?

— Да. С сестрой. А что такое?

— Ничего, — Миша пожимает плечами. — Просто врать ты не умеешь, Марья Алексевна. У тебя сразу зубы мудрости видно становится.

— Чегооо? Нет у меня никаких зубов мудрости! И мне правда сестра звонила! Спросила, когда я вернусь. Я ответила, что приболела. Ну, она беременна. И ей ни в коем случае заражаться нельзя, — выпаливаю это и тут же краснею, потому что понимаю, что сейчас практически открытым текстом признаюсь в своём желании остаться. И если даже Бурый этого не понимает, я-то всё прекрасно осознаю.

Вторая Мишина бровь ползёт вверх.

— В трубку хоть покашляла для убедительности?

— Чегооо?

— Того, — хмыкает, щёлкнув меня по носу. — Зубы мудрости, Марья Алексевна, зубы мудрости. Есть пошли, — командует, после чего разворачивается и идёт в сторону кухни.

Глава 27

— А ты знаешь, Маш, что Андлей вез нас на машине с мигалками? — важно сообщает Тася, заталкивая в рот макаронину.

Вася тут же подхватывает восторг сестры.

— Да, это было очень здорово! Мы бы еще покатались!

— А я думала, что служебные машины запрещено использовать в личных целях? — бросаю взгляд на Андрея, чувствуя, как краснеет лицо.

На самом деле, если Мишин брат и догадывается о том, что тут происходило, когда их с девочками не было, он никак не даёт об этом понять, ни словами, ни поведением. Но мне всё равно неловко.

— Ну, технически может быть и запрещено, но иногда начальство делает исключение. Особенно, когда ломается твоя собственная машина, а брат долго не может её починить. В общем, самое главное, Маш, дружить с начальством, — хмыкает Андрей.

— Ага. Особенно круто дружить с начальством, когда твой начальник — красивая длинноногая блондинка. И к слову, я МОГУ починить твою машину. Просто жду детали.

— Причём здесь блондинка? Дело не в ней. Мы с ней просто друзья вообще-то. Чисто рабоче-дружеские отношения.

— Ну да, ну да, — Миша растягивать губы в наглой улыбке.

— Что-то ты сильно разговорчивый стал, — качает головой Андрей и наливает себе ещё чая.

— А ты думал, что только тебе можно?

Их братская перепалка продолжается ещё какое-то время.

Понятия не имею, что там за начальник-блондинка, но лучше пусть они о ней говорят. Это хотя бы немного отвлекает.

— Папа, а можно моложеное после ужина? — спрашивает Тася, продолжая набивать рот макаронами.

— Нет, нельзя, на улице слишком холодно. Вы только вернулись с горки. Какое вам мороженое?

— Ну, пап, ну пожа-а-алуйста! — хнычет Тася, умоляюще складывая ладошки и переводит на меня многозначительный взгляд. — Маш, скажи папе! Моложеное — это вкусно!

— Ну… я бы тоже поела мороженого, — бубню себе под нос, исподволь косясь на Бурого, потому что до сих пор не могу себя заставить смотреть ему прямо в глаза.

Особенно сейчас, за столом, в окружении Андрея и девочек. Такое ощущение, что как только мы с Мишей встречаемся взглядами, все мои мысли тут же транслируются через громкоговоритель.

А вот Бурый в отличие от меня прямых взглядов не избегает. Наоборот, как будто специально смотрит в упор, словно побуждая меня поднять глаза.

Чёртов провокатор бородатый…

— А тебе, Марья Алексевна, вообще мороженое противопоказано. Ты у нас вообще-то вроде как болеешь. Или уже забыла? — боковым зрением улавливаю, как он вздёргивает вверх