Ник держал ладони прямо перед собой, как будто в испуге защищался от огня, вспыхнувшего прямо перед ним, и не находил ничего, чем можно было его потушить.

Алиса громко чихнула, извинилась и посмотрела в пол – так невыносимо было видеть его знакомое, но чужое лицо.

– Цвет у этой плитки просто превосходный. Где мы ее покупали? – спросила она.

– Не знаю. Это же было лет десять назад.

Она вновь взглянула на него. Он уронил руки, и глаза его широко раскрылись, как будто он что-то понял.

– Алиса, у тебя восстановилась память? Я только сейчас понял: раз тебя отпустили из больницы… Ты ведь не думаешь, что сейчас девяносто восьмой год?

– Я знаю, что сейчас две тысячи восьмой. Я верю. Просто я этого как-то… не ощущаю, что ли.

– Да, но ты помнишь последние десять лет? Ведь не поэтому же ты задаешь свои загадочные вопросы?

– Было у тебя что-то с той женщиной, которая жила напротив? С той, которая умерла? С Джиной?

– У меня? С Джиной? Шутишь?

– Ах… Ну хорошо.

– Ты не помнишь Джину?

– Нет. Помню, на похоронах у нее были воздушные шары.

– Алиса, но… – С этими словами он быстро наклонился, огляделся, нет ли кого в комнате, и, понизив голос, спросил: – Но детей-то ты ведь помнишь?

Алиса выдержала его взгляд и покачала головой.

– Совсем?

– Точно помню, как была беременна Орехом. Ну то есть… Мадисон.

– Так почему же ты не осталась в больнице? – Ник хлопнул ладонями по коленям.

Все жесты стали у него совсем новые – взрослые, досадливые.

– А с кем-нибудь, кроме Джины, у тебя что-нибудь было?

– Что? Конечно же нет.

– А у меня?

– Мне ничего такого не известно. Давай вернемся к тому, с чего начали.

– Так что же, никто никому не изменял?

– Да нет же! Для этого у нас не было ни времени, ни сил. По крайней мере, моя совесть чиста. Может, у тебя были какие-то шуры-муры между твоими любимыми занятиями по аэробике и визитами к косметологу. Считай, тебе крупно повезло.

Алиса подумала о том, как поцеловала Доминика, и спросила:

– А сейчас у тебя кто-нибудь есть? Или нет, не говори. Я не перенесу, если у тебя кто-то есть. Не говори! – Она закрыла ладонями уши, потом убрала их и спросила: – Так есть?

– Ты, наверное, и правда сильно ударилась головой…

Ненадолго ей показалось, что перед ней стоит прежний Ник. Он смешно качал головой, изображая недоверие, как тогда, когда застал ее рыдавшей из-за рекламы маргарина с утятами, или когда она скакала на одной ноге и ругалась, потому что больно ударилась о стиральную машину, или когда стояла на коленях, вышвыривая из холодильника все подряд в поисках завалившейся куда-то плитки шоколада.

Но это выражение быстро слетело, как будто ему вспомнилось что-то очень неприятное.

– Если верить Оливии, у тебя есть друг. Отец Джаспера. Директор школы, ни больше ни меньше. Его ты хоть помнишь?

– Не помню, но вчера мы виделись. – Ее лицо потеплело.

– Прекрасно, – раздраженно бросил Ник. – Что ж, человек хороший. По-моему, я помню его еще по школе. Высокий, тщедушный такой. Я очень рад, что у тебя все так превосходно складывается. Вопрос вот в чем: как ты себя сегодня чувствуешь? С детьми справишься? Или пусть лучше они вернутся пока ко мне?

– Если мы не изменяли друг другу, то почему же не вместе? Что такое страшное нас развело?

Ник шумно вздохнул и огляделся с крайне удивленным видом, точно ожидая подсказки от столь же удивленной аудитории.

– Да уж… Тяжелый случай. Не могу понять, почему тебя выписали из больницы.

– Мне сделали компьютерную томографию. Физически у меня все в порядке. И потом, я вроде бы сказала им, что память вернулась.

– Хорошенькое дело! – Ник возвел глаза к потолку. Это был еще один новый жест, очень помпезный. – Это же надо додуматься – врать врачам. Прекрасно, Алиса!

– За что ты так обижаешь меня?

– Нам что, по пять лет? Я и не думаю тебя обижать.

– Нет, обижаешь. И даже говоришь совсем по-другому. Один сарказм, сплошные клише, и все… так заурядно!

– Благодарю. Премного благодарен! Клише, заурядно… Да, почему наш брак приказал долго жить – это большая загадка.

Он с видом триумфатора оглядел воображаемую аудиторию, как будто хотел сказать: «Смотрите, вот с чем приходится мириться!»

– Прости, – сказала Алиса. – Я не хотела…

Она не договорила, потому что припоминала, как это – порвать с человеком. Разговоры все больше запутывались. Надо быть вежливой и не сбиваться. Критиковать нельзя – на это не было прав.

– Ах, Ник, – беспомощно произнесла Алиса.

Она переживала все донельзя знакомые признаки разрыва отношений. Дурнота. Ощущение чего-то огромного и тяжелого прямо в груди. Противное слезливое чувство.

Она никак не ожидала, что оно вновь ее настигнет. Разрыв отношений – это было нечто из времен молодости. Болезненные воспоминания… Честно говоря, не совсем уж болезненные, потому что было даже приятно оглянуться на саму себя и ласково подумать: «Ну ты и глупышка! Убиваться из-за такого болвана!»

А эти отношения были настоящие, взрослые. Такие, которые не кончаются.

Она поставила стакан на столик, обернулась, посмотрела прямо на него и сказала:

– Объясни мне, почему мы расходимся. Ну пожалуйста…

– Это невозможно объяснить. Причин миллион. И у тебя, наверное, тоже причин миллион.

– А покороче?

– В двух словах?

– Ну да.

Ник тонко улыбнулся, точно как раньше. Прежний Ник то появлялся, то исчезал.

– Что ж, по-моему… – начал было он, но вдруг остановился и с выражением жалости на лице произнес: – Алиса…

Для нее это было уже чересчур. Ей хотелось успокоить его, хотелось, чтобы кто-то успокоил ее саму, и не просто кто-то, а Ник, именно Ник, только он.

Она бросилась через комнату, в его объятия, и, быстро дыша, уткнулась лицом в его грудь. Это был тот же самый Ник. И запах у него был тот же, прежний.

– Мало ли что было, мы все уладим, – торопливо заговорила она. – Сходим в консультацию, на отдых куда-нибудь поедем… И детей возьмем! – Она вдохновлялась все больше и больше. – Они тоже поедут! Наши дети! Представляешь, как будет весело? И ничего не будем делать. В бассейне будем плавать. В бассейне! Как я люблю бассейн! И мы смогли себе его позволить? Это потому, что у тебя новая работа. Тебе она нравится? Я просто поверить не могла! У тебя – и личный секретарь! Она не очень любезно говорила со мной, но ничего, я не в претензии.