Довольно быстро Бану призналась себе: она все-таки стала по-настоящему наслаждаться происходящим на тренировках. Что-то в этом было – страшное и… родное.

Время от времени Гор сообщал какие-то сведения о ясовцах. Алаю было мало, но он сжимал зубы – лучше, чем ничего. Всегда легче иметь дело с теми, о чьих чаяниях имеешь представление. Желания и мечты – вот средство для управления людьми, не хуже страха. Когда-то давно, когда он оказался на престоле своего брата, он планировал править так, чтобы люди его любили. Но жизнь быстро все расставила по местам, дав Алаю понять, что лучшее оружие против толпы – это страх. А претендовать одновременно на боязнь и на любовь бессмысленно: одно непременно вытеснит второе.

В тот вечер царь отпустил Змея с указом продолжать поиски по всем направлениям, но Змей с докладами к нему больше не приходил.

Тогда Алай призвал дочь и выслушал сообщение о делах замка в дни пребывания в столице парламентеров. Позвал сына, сказал, что Гвендиор прислала весть с голубем: она дает добро на брак Халия с девицей Ахиль из герцогского дома Хорнтелл. Потом наконец велел явиться лорду-командующему с его докладом по состоянию в воинских рядах. Выслушав все новости, царь подавил желание выйти на балкон (а ну как его, «больного», увидят ясовцы?) и достал из нижнего ящика стола портрет своей покойной супруги леди Джанни́йи.

Алай Далхор и леди Джаннийя из дома Саваш поженились почти тридцать лет назад по настоянию правящего в ту пору царя Итхая VI. Алаю тогда исполнилось восемнадцать, а его жене не было шестнадцати. В первую неделю супружества отец отослал его подавлять мятежи в восточных землях, и Алай уехал. Только спустя два года он вернулся в Аттар и чужим человеком зашел в спальню к супруге. Через десять дней уехал вновь, оставив Джаннийю с ребенком под сердцем. Первые трое их детей так и родились – не видя отца.

Начался конфликт с приграничьем Иландара. В первый же месяц погиб его старший брат и наследник трона. Алай отстоял бдение по брату, с которым никогда не был дружен, и повел войска дальше. Война отняла у него еще четыре года, и отняла бы больше, если бы однажды в лагерь не доставили депешу: скончался царь. Алай вернулся, выслал вместо себя двух младших братьев-близнецов, что успели возмужать, и занял трон отца. Еще через год военный конфликт тех лет был исчерпан.

Итхай VI не был великим воином, но был хитроумным политиком и хорошим отцом. Алай оплакивал его на коленях у женщины, которая до тех пор казалась чужим человеком. В конце концов, за годы супружества они провели вместе не больше пары месяцев. Но Джаннийя знала свой долг и исполняла с такой отвагой и смирением, какие сделали бы честь самым взыскательным монахам, мужьям и воинам. Она должна была дать царю сыновей – она их родила; должна была сохранять очаг в замке – хранила; детей воспитывала; мужа – поддерживала. Сперва – когда умер Итхай VI, потом – когда один из двух оставшихся братьев учинил мятеж в западной провинции и Алаю пришлось собственноручно казнить изменника, затем – когда умер от оспы третий их сын; и еще во все часы, когда Алай сомневался, боялся, гневался, наконец. Джаннийя была настоящей Далхор и настоящей царицей. И он любил ее.

Сам не понял, как и когда именно полюбил, но полюбил быстро. Так бывает, когда близкие по духу люди обретают наконец шанс распознать друг друга без суеты. Жена оказывалась рядом, когда была ему нужнее всего, а ночами радела за дела страны вместе с мужем. Алай приходил к ней в самые отчаянные минуты, порой будто извиняясь, а она только говорила:

– Человеку всегда нужен кто-кто, кому можно довериться. У тебя есть брат и я.

В одну из таких ночей они зачали близняшек, Таниру и Тамину. И когда девочки родились, царь с удовольствием подумал, что Джаннийя и впрямь будто от крови его, – ведь царь сам когда-то имел братьев-близнецов.

Четыре года назад он, отец шестерых детей, понял, что жена беременна вновь. Мужчина втайне радовался и ждал, когда она поделится с ним, до тех пор, пока первый лекарь не сообщил его величеству, что царица занемогла. Ничего серьезного, заверил старик-врач, в пределах нормы для ее положения. Царь рассудил, что целителю виднее, но проведал жену, которая просила не отвлекаться от дел и присматривать за детьми. Алай послушался. Спустя неделю царица через силу встала с постели и высказала мужу подозрения: она немолода, за плечами шесть родов, этого уже не выносить. Алай превозмог себя и улыбнулся.

– Мы будем хорошо о тебе заботиться, – пообещал он.

Джаннийя улыбнулась в ответ и, держась за бок, вернулась в комнату. А через три дня умерла.

Четверо их детей унаследовали ее черты. Только Аман и Джайя были совсем не похожи на мать: никаких густых темно-рыжих волос или серебристо-серых глаз. Джайя вовсе одна походила на отца, как две капли, и потому, наверное, Джаннийя гордилась ею больше, чем всеми остальными их детьми. Джаннийя всегда была сильнее и мудрее, чем казалась, думал Алай. Джайя совсем другая.

Стрела с характерным черно-оранжевым оперением вонзилась в центр мишени. Рядом торчали еще четыре такие же. Молодой Салман, царевич Адани, лопоухий, как старший брат Сарват, невысокий, как отец, с широким носом, как у покойного деда, и добросердечный, как мать, одетый в простой домотканый поддоспешник, стоял поодаль и уже прилаживал следующее острие.

C незначительной высоты одной из малых боковых лоджий за ним наблюдал наследник аданийского трона Сарват, сравнивая с собой в возрасте тех же пятнадцати. В те годы он был отнюдь не так хорош с луком. Но зато когда Сарват брал в руки молот, боялись все. Его победы на турнирах и насыщенно-черные глаза кинули в его кровать немало женщин: и девиц, и замужних, и знатных, и кухарок, и священных жриц, и шлюх. Интересно, сколько из них сейчас бросилось бы в его постель, если бы они заведомо знали его страшные шрамы от швов во всю левую ногу? Больше полутора лет прошло с тех пор, как он получил их в битве под Мермнадой, а колено до сих пор беспокоит. И колено, и голеностоп… и вместе они отняли его былую проворность, заставив в последних сражениях вставать во фланг или в арьергард, но не в центр. Упругая походка утрачена с тех пор, как лекарь зашил ему икру в месте открытого перелома, а ведь это было еще до того, как к армии Адани в войне с Орсом примкнул Агравейн Железногривый. Интересно, назовут ли его когда-нибудь потомки Сарватом Колченогим? Чем не имя для царя Адани?

– Как его успехи? – раздался за спиной голос.

– Что? – дернулся Сарват.

– Как успехи у Салмана, спрашиваю, – чуть шепеляво ответил Тидан, подошедший со спины.

– Прекрасно, – безразлично ответил Сарват. – Что-то случилось, отец?

– Разве я прихожу к тебе, только когда что-то случается?

Бессильный гнев на собственное увечье побуждал Сарвата ответить «да». Но Тидан был неплохим отцом.

– Нет.

– Впрочем, ты недалек от истины. – Тидан услышал что хотел и был тем удовлетворен. – Прибыли вести из Орса. Алай принял гостей из Яса. Не надо обладать никаким умом вообще, чтобы понять, что он ищет союза. А в качестве оплаты, как пишет Тиглат, Далхор предлагает дочь.