Пожилого профессора, которого Лариса так и не успела толком поблагодарить, сменил вальяжный средних лет врач, который стал сыпать медицинскими терминами. У Ларисы голова пошла кругом.

– Вы ведь его родители? – спросил вальяжный врач. – Заполните вот эти формуляры! И нам требуется номер его медицинского полиса. Кстати, где вы прописаны?

– Дмитрий Иннокентьевич! – раздался женский голос. – Вас просят пройти в операционную!

Вальяжный врач удалился в закрытый коридор, а Лариса опустилась на стул. Никакие формуляры она заполнять не собиралась. Хотела проконсультироваться на этот счет с Валериком, но он, как назло, снова куда-то вышел – то ли опять разбираться с полицейскими, то ли вести конфиденциальные телефонные разговоры.

Лариса снова заметила фигуру вальяжного медика где-то в глубине коридора и сделала вид, что усердно что-то пишет. Она закрыла глаза и впервые за многие годы попыталась сформулировать то, что называется молитвой.

Да, она молилась – не за своего Тимыча, а за другого. Хотя нет, он уже успел стать ее. Потому что – Лариса уже твердо это решила – она мальчика не бросит.

В том, что он выкарабкается, она не сомневалась. Но ему нужна настоящая семья, а не отец-алкаш и злобная мачеха. Правдами и неправдами она добьется права опеки. Тимыч, ее Тимыч, будет жить вместе с ней!

О том, будет ли рядом Валерик, Лариса старалась не думать. Если нет, ничего страшного. Она не первая и не последняя мать-одиночка. И пусть безработная, но найти новое место она сможет.

А как же иной Тимыч? Тот, который всегда был ее?

И ведь существовали еще и они. И они наверняка не примирятся с поражением и с тем, что жертвы ускользнули у них из-под носа. Они попробуют нанести новый удар. Что тогда?

Лариса вдруг распахнула глаза. С того самого момента, как она увидела вальяжного медика, звавшегося Дмитрием Иннокентьевичем, она не могла отделаться от ощущения, что уже где-то его видела.

По телевизору? На улице? На каком-то светском приеме?

И его имя, достаточно редкое сочетание… Оно было ей знакомо, но откуда? Теперь Лариса знала, откуда. Дмитрий Иннокентьевич Перепелкин – так звали заместителя главного врача того отделения, в котором много лет назад оказался Геннадий Диксон.

И в этом же отделении Диксон, не приходя в сознание, умер.

А ведь его состояние стабилизировалось. Врачи были уверены, что он выкарабкается…

Так же сейчас с Тимычем. Вроде бы и операцию он выдержал, но…

Но что будет, если он умрет? Точнее, если кто-то поможет ему умереть? Как, не исключено, тогда и маньяку?

Лариса подскочила и ринулась к двери в отделение, но она открывалась только изнутри. Лариса стала барабанить в нее, и появилась все та же нелюбезная сестра, которая, схватив ее за локоть, заявила, что, если Лариса не успокоится, она сдаст ее на руки охране.

– О том, чтобы вы увидели своего сына, не может быть и речи! – авторитетно заявила эта высокомерная особа. – Он приходит в себя после операции. Тем более у него сейчас лечащий врач…

– Профессор? – спросила Лариса, но сестра, раскрасневшись, возразила:

– Доктор Перепелкин! Он отличный врач, мы все на него просто молимся…

Было понятно, что в особенности на доктора Перепелкина молилась сама медицинская сестра. И этот тип сейчас был у Тимыча.

Что не предвещало ничего хорошего.

– Я требуют допустить меня к ребенку! – воскликнула Лариса. – Слышите, требую!

Медсестра подозрительно уставилась на нее:

– А кто вы такая, чтобы требовать? Вы его мать? Где ваши документы? И вообще, то, что вы заявились сюда в одном исподнем и мы вам халат выделили, между прочим, казенный, все очень подозрительно! Ведь в мальчика стреляли!

Она явно не собиралась пускать Ларису в отделение. Зато в руках у нее была электронная карточка, позволяющая открыть массивную дверь. Лариса обернулась – и увидела одного из охранников, приставленных к ней Солдатовым.

– Задержите ее! – крикнула она ему, и тот немедленно выполнил эту просьбу. Он схватил ахнувшую медсестру и заключил в стальные объятия. А Лариса, вырвав у нее электронную карточку, подошла к стеклянной двери и поднесла карточку к сканеру. Дверь распахнулась.

– Помогите! Меня силой удерж… – заверещала медсестра, но ее вопли сменились мычанием, так как человек Солдатова закрыл ей ладонью рот.

Лариса бросилась по коридору. Она безуспешно пыталась вспомнить, в какую дверь заходила. Заглянула в одну палату – там лежал пожилой мужчина. В соседней находилась молодая девица. Наконец толкнула дверь третьей – и оттуда вышел доктор Перепелкин.

– Кто вас сюда пропустил? – произнес он гневно – и одновременно испуганно. Не собираясь посвящать его во все тонкости проникновения в отделение, Лариса бросилась в палату. И увидела мирно спящего в кровати на колесиках Тимыча. Мальчик был подключен к приборам, на которых высвечивались его жизненные функции.

Лариса подошла к Тимычу и поправила спавшие на лоб светлые волосы.

– Вы что, глухая?! – рявкнул доктор Перепелкин. – Кто вас сюда пропустил?

Лариса подняла на него глаза:

– Это ведь вы тогда убили Геннадия Диксона?

Доктор, ожидавший всего, чего угодно, только не этого вопроса, дернулся, как будто его огрели по спине кочергой, и его лицо трансформировалось – правда, всего на мгновение – в маску ужаса. Потом он совладал с эмоциями, но Лариса поняла: ее предположение верно.

Дмитрий Иннокентьевич держал одну руку в кармане халата, словно пряча там что-то. Возможно, пистолет? Или скальпель? С ним надо быть поосторожнее…

Доктор Перепелкин был одним из них, причем как сейчас, так и уже тогда. И именно он позаботился о том, чтобы Геннадий Диксон скончался в больнице, ибо, если бы он выжил и оказался на скамье подсудимых, он мог сгоряча рассказать много интересного.

Например, что у него есть ученик, Илья Люблянский, и что они задумали основать «Клуб любителей-цветоводов». То есть тайное общество педофилов и убийц.

– Вы что, сбрендили?! – произнес истерическим тоном доктор. – Немедленно покиньте палату! А не то…

Лариса, никуда не собираясь уходить, спросила:

– А не то что, Дмитрий Иннокентьевич? А не то вы натравите на меня своих дружков? Ну, вы знаете, о ком я говорю. Так я их не боюсь – они и так охотятся за нами. Но за смерть Диксона отвечать придется вам одному. Кстати, ведь это раньше всяких маньяков хоронили невесть где. Наши времена более гуманные. Вы ведь в курсе, что мамочка Диксона погребла его на одном из столичных кладбищ? Мамочка же скончалась около четырех лет назад от рака, туда старой ведьме и дорога. Но что важнее всего – останки ее сыночка-маньяка можно в любой момент эксгумировать и провести экспертизу. И установить, что скончался он, к примеру, от смертельной дозы какого-нибудь сердечного гликозида или чего-то подобного. А ведь лечащим врачом Диксона были вы, и именно вы подписали заключение о его смерти от якобы естественных причин. Еще бы, подписали, ведь вы его и убили…