Она вспомнила историю, которую прочла в те первые дни на Серра-ду-Бурако, когда она еще не связалась с маникюрщицами и не родила Азора с Корделией. Чтобы чем-то заполнить одиночество в хижине старателя, она читала обрывки рассказов на смятой и засаленной бумаге, в которой на прииск поступали инструменты и припасы, и большей частью рассказы эти были о любовных приключениях и скандалах из жизни знаменитостей. Один из них повествовал о женщине, жившей очень давно, которая после смерти любимого легла рядом с ним, пожелала умереть и умерла. Она умерла, чтобы показать силу своей любви.

В ожидании кареты «скорой помощи» тело Тристана оттащили выше кромки прибоя. Песчинки прилипли к радужной оболочке остекленевших глаз и сахарной пудрой обсыпали искривленные губы. Изабель легла рядом с мертвецом и поцеловала его глаза и в уста. Кожа его уже приобрела горьковатый привкус водорослей. Толпа, осознав величие ее поступка, почтительно притихла. Только дядя нарушил тишину, вскричав: «Ради Бога, Изабель!» – смущенный столь вульгарным проявлением бразильского романтизма.

Изабель вплотную придвинулась к Тристану, распахнула халат, чтобы мраморное лицо мужа прижалось к ее теплой груди, обвила рукой его влажный, подсыхающий костюм и приказала своему сердцу остановиться. Она уедет на теле своего возлюбленного, как на дельфине, в подводное царство смерти. Изабель знала, что испытывает мужчина перед половым актом, когда душа его вытягивается, окунаясь в сладострастный мрак.

Однако восходящее солнце по-прежнему било красными лучами в ее закрытые веки, а химические вещества в ее организме продолжали свой бесконечный обмен, и толпе стало скучно. Сегодня чудес не будет. Не открывая глаз, Изабель услышала, как люди снова зашумели и начали потихоньку расходиться; затем гомон человеческой толпы прорезал далекий сигнал кареты «скорой помощи»; она гудела в свой гнусавый рожок, как злобный клоун, и ехала забирать Тристана, точнее говоря, тот хлам, в который он обратился. Дух силен, но слепая материя еще сильнее. Впитав в себя эту опустошающую истину, черноглазая вдова, шатаясь, поднялась на ноги, запахнула халат и позволила дяде отвести себя домой.

В этой книге использованы два великих труда: «Мятеж в глуши» Эвклида да Кунья в переводе Сэмюэля Путнема и «Печальные тропики» Клода Леви-Стросса в переводе Джона Рассела. «По бразильским лесам» Теодора Рузвельта книга, может быть, и незначительная, но я счел ее занимательной и информативной. Полезными также оказались «Красное золото» Джона Хемминга, «Хозяева и рабы» Жилберто Фрейра, «Бразилия» Элизабет Бишоп и редакторов журнала «Лайф» и два путеводителя по стране из серий «Реальный гид» и «Одинокая планета», написанные множеством молодых и смелых авторов. «Роман о Тристане и Изольде» Жозефа Бедье в переводе Хилейр Беллок и Пола Розенфельда задал тон моему повествованию и общую ситуацию. А вдохновили меня на труд и дали мне местный колорит поистине бразильские произведения Иоахима Махаду де Ассиса, Грасильяну Рамоса, Кларис Лиспектор, Рубена Фонсека, Аны Миранды, Жоржи Амаду и Нелиды Пиньон. Благодаря помощи Луиса Шварца и его коллег из «Компанийа-Дас-Летрас» в Сан-Паулу, были исправлены многие ошибки и несоответствия; если что-то и осталось, виноват в этом только я.

Джон Апдайк