Гайдияр перешагнул голубую жилу Светыни, остановился на буром и белом узоре холмов севера.

– Прав подлый народ! – сказал он. Пристукнул кулаком о ладонь. – Вот сядешь, третий брат, в Шегардае… а дальше – по Ойдриговым стопам надо идти! Примучивать разбойное племя!

Он был сейчас сущее загляденье. Мужественный воин старинных дееписаний. Такими когда-то возвысилась Андархайна. Такие, как Гайдияр, оружной рукой раздвигали пределы державы. Ознобиша вдруг мысленно поставил против него Сквару. Сквара немедля заулыбался, подмигнул братейке: «И по стопам Ойдриговичей – обратно бегом. Позорными воротами…» Ознобиша едва не улыбнулся в ответ.

Эрелис распустил узел, тщательно оправил верёвку.

– Люди чают отмщения, – продолжал Гайдияр. – Поправшие славу отцов должны быть наказаны. Иначе дикомыты не прекратят выбираться со своих бесплодных земель. Захватят всё Левобережье, потом сюда явятся!

У него качался при бедре тяжёлый старинный меч. Вельможи переглядывались, согласно кивали.

– Ты бы сел, младший брат, – проговорил Хадуг. – В ногах правды нет. Калача отведай…

Гайдияр остановился:

– Если сяду, усну сразу. Пятую ночь из-за Коготка лихого глаз не сомкнувши. А дикомытов мне ли не знать! Эти не утихнут, пока в землю не втопчешь! И калачами Эрелис пусть лакомится, ему на севере жить.

– Младший брат, нам известно твоё стремление привести оба берега под единую руку, – сказал владыка Хадуг. – Мы преклоняемся перед столь деятельной любовью к стране, но сегодняшнее рассуждение касается лишь маленького зеленца за урманами. Наш почтенный младший брат, царевич Коршак, сговорил побочного сына в зятья гнездарю, ибо так велело ему сердце. Сегодня нам донесли, что промышленник Бакуня погиб от рук дикомытов, однако добрый сосед пришёл на помощь вдове и готов принять жениха, исполняя волю погибшего. Как же поступить, родичи? Всякая капля царственной крови требует бережения. Как мы распорядимся золотом, струящимся в жилах юного Златца?

Эрелис петлю за петлёй выкладывал уже другой узел. Оставалось стянуть.

Гайдияр снова остановился. На сей раз – попирая вытканные башни Шегардая.

– Пора уже им напомнить, чьим попущением на свете живут! Я бы с малым войском… хоть границы обмёл…

Хадуг кивнул, улыбнулся:

– Сделай милость, младший брат… сядь. В отваге твоего суждения мы нисколько не сомневаемся. Однако сейчас мы хотим услышать того, чьё слово здесь ещё не звучало. Говори, братец Эрелис. Какой суд предложишь?

Гайдияр досадливо мотнул головой, но не ослушался, сел. Откинулся на подушки. «Уж этот рассудит, – говорил весь его вид. – У него и евнушок дикомыт…»

Эрелис отложил верёвку, обхватил руками колено. Ознобиша видел, как побелели пальцы.

– Благодарю, владыка и старший брат. Ты мудр, ибо мне продолжать след отца, прервавшийся в Левобережье. Прости, если я, непривычный, буду подходить к суждению околесьем, взывая к правде своего райцы… Итак, скажи, добрый Мартхе: утверждается ли в письме, будто Бакуне Дегтярю причинили гибель разбойные дикомыты?

Ознобиша сглотнул.

– Да, государь. Утверждается прямым словом.

– Скажи ещё, правдивый Мартхе: была ли в письме жалоба о других подобных натёках?

– Нет, государь.

– Можешь показать на ковре Кижную гряду и Порудный Мох?

– Могу, государь.

Рытая полсть отличалась красотой неизмеримо большей, чем точностью, но на ней хотя бы Светынь в правильную сторону текла. И Шегардай не смещался южнее залива, чью вершину хранила Чёрная Пятерь… а то на разукрашенных картах каких чудес только не встретишь. Палец Ознобиши уверенно прижал цветную шёрстку рядом с левым сапогом Гайдияра.

– Вот здесь, государь.

Хадуг потеребил пальцами губу:

– Далековато от своей земли разбойники забрались…

– Наш доблестный брат, – продолжал Эрелис, – желает идти на правый берег ратью из-за одного слова в письме. У нас нет свидетельства, чтобы дикомыты постоянно досаждали твоим подданным, владыка. Я же наслышан о том, как мои предки, Ойдриговичи, некогда согласились с их вождями, и, сколь известно, по сию пору слово не нарушалось.

Хадуг поморщился:

– Не очень почётное было согласие…

Эрелис чуть помолчал.

– Владыка прав, – кивнул он затем. – Оно было бесславным для нас, однако блюдётся. Если отбросить его, наш храбрый брат может просто исчезнуть с войском в диких лесах. Летописи рассказывают о подобных утратах. Но даже и победа особой корысти не принесёт. Что взять на Коновом Вене, кроме квашеной капусты и горлодёра?

Второй царевич неожиданно улыбнулся.

– Зелёный чеснок они там делают знатный, – проговорил он мечтательно. – Сядешь в Шегардае, не забудь почаще мне присылать… Продолжай, младший братец, твои речи кажутся мне разумными. Что же ты предлагаешь?

– Я предложил бы любимому нами Злату без промедления отправиться к наречённой. Я посоветовал бы ему созвать десяток-другой надёжных парней, тружеников ремесла, готовых оставить Выскирег для совсем новой жизни в дальнем краю. А ещё…

– Говори, братец. Мы слушаем.

Шегардайский царевич нащупал верёвку. Резким движением собрал петли узла.

– А ещё я надоумил бы его навестить воинский путь котла. Вряд ли в Чёрной Пятери откажутся послать на Порудный Мох одного-двух сыновей. Пусть бы те доконно узнали, что там на самом деле свершилось. В искусстве разведа им не много равных найдётся.

Стало тихо. Владыка и вельможи смотрели на Эрелиса.

– Во имя Закатных скал!.. Сколь удивительное решение, – одними губами выдохнул Невлин.

– А нам доводят о твоём неизменном ожесточении против тайного воинства, младший брат, – удивился Хадуг. – Что случилось? Разогнать ли доводчиков, зря едящих наш хлеб?

Общее молчание нарушилось лёгким похрапыванием. Взгляды постепенно покидали Эрелиса, обращались на Гайдияра. Великого порядчика, стоило ему откинуться на подушки, действительно одолела дремота. Длинный меч лежал мостом через Светынь, на яблоке мерцал выбитый рисунок: что-то вроде маленького лука, унизанного десятком тетив.

Хадуг негромко засмеялся, чем-то очень довольный.

– Не будем тревожить нашего брата, отдающего силы в беспрестанных радениях. Человеку деяний скучны словесные битвы… Твой суд принят и утверждён, братец Эрелис. Я, Хадуг, второй сын Андархайны, так решил и так возвещаю.

На открытом бедовнике пешеходу спрятаться негде. Это острожане так думают. Домоседы. Доро́га им мачеха, им бы с первого шага плащик-невидимку накинуть – и только у дружеских ворот снять. За ними весь воинский путь по лесу не бегал. Премудрость моранскую даже крохами подсмотреть не давал.