— Да неужели? — оборачиваюсь на Эдварда. — Он не выглядит раскаявшимся.

Эд стиснул губы и смотрит перед собой. Готова поспорить, пытается придумать, как выпутаться, но вид у него обреченный.

— С виду и не скажешь. Но поверь, он раскаивается. Я это знаю.

— Почему за него просишь ты?

— Допустим, потому что Эд — мозг, а я сердце и душа нашей компании, — улыбается Дитмар, вкладывая в свою улыбку все свое чертово обаяние.

— Дит, я не врала. Мне правда жаль, что все зашло так далеко, но я не уверена, что…

— Я за него ручаюсь.

— Да я не о том. Я не уверена, что смогу повлиять на решения Бекетова.

— Сможешь! — убеждает меня Дитмар. — Если кому это по силам, то только тебе. Хотя бы пообещай, что не будешь выступать за то, чтобы нас отправили на тот свет.

— Но гарантий я не могу дать, Дитмар.

— Гарантии в нашем случае было бы слишком большой наглостью. Мне хватит простого обещания. Я, в свою очередь, могу гарантировать, что Бекетовы получат обратно свои фамильные ценности. В целости и сохранности.

— Даже не спросишь мнение Эда на этот счет?

— Да плевать я хотел, что он скажет! После таких выкрутасов за моей спиной он лишается права возмущаться и противиться. Если выкарабкаемся, а он будет против, я его свяжу и поколочу. Я сильнее него. Не веришь? Потрогай, — сгибает руку, демонстрируя бицепсы.

— Не буду я тебя трогать! Это чревато последствиями, потому что где-то рядом Глеб.

— И то верно. Я пойду к брату, ему нужна толковая перевязка!

Кивнув, Дитмар подходит к брату и, подхватив его, отводит к машине скорой помощи. За ними по пятам следует охрана, не выпуская из поля видимости ни на миг.

— Что хотел от тебя младший Бергер? — интересуется Адвокат, остановившись рядом со мной.

— Они были заодно со мной, — начинаю говорить.

Адвокат качает головой. Недоверчиво.

— Проверим. Лучше надень пальто, — предлагает верхнюю одежду. — Держи, не то простынешь и мне открутят голову дважды. Сначала Глеб, потом его папаша. Или наоборот. В зависимости от того, кто приковыляет к тебе первым.

— Отец Глеба тоже здесь?

— Да. Кстати, ты зря ты сняла брошь с шубки и бросила в машине, — улыбается как-то совсем невесело.

— Там был маячок? — кутаюсь в пальто.

— Был.

— Отойди от нее и забери свой вонючий шмот! — слышится приказной голос Глеба.

Он спешит ко мне, держась за трость. Ох, черт… Мне точно не поздоровится! За спиной Бекетова болтается чехол. Наверное, от винтовки. Могу поспорить, что в Максима стрелял именно Глеб — расчетливо, холодно, мстя каждым выстрелом за все, что нам пришлось пережить по его вине.

— Спасибо, — успеваю шепнуть. — Я знаю, ты старался, Лев.

— И облажался.

— Бывает. Ты все верно сказал, я слишком зеленая, чтобы лезть в пекло.

— Поговорим позднее. Верни мне пальто. Иначе Глеб его от ревности на клочки порвет, а это, между прочим, шерсть альпаки…

— Всю кашу заварил Максим. Бергеры старались как могли и помогали мне, — еще раз говорю напоследок и торопливо снимаю пальто, возвращаю Адвокату.

Потому что ко мне подобрался Глеб и алчно обнял одной рукой, пытаясь и удержать, и набросить на плечи свое пальто.

Я придерживаю ускользающую ткань своими руками и утыкаюсь Бекетову в грудь, разревевшись.

— Прости. Я виновата. Больше так не буду…

— Ох, блять. Проблема! — рычит, впившись пальцами. — Я тебя выпорю. Накажу. Возле себя закрою. Еще лучше прикую намертво, — стискивает еще крепче. — Не отпущу.

— Не отпускай! Мне было так страшно! — реву. — Я хочу быть с тобой. Только с тобой!

— Значит, так и будет, — целует глубоко-глубоко, страстно.

Кругом толпятся люди. Но Глеб целует меня, как в последний раз. Так открыто — впервые, лаская, похищая кислород, заставляя задыхаться.

— Глеб!

Он отрывается и гладит меня по щеке, снова целует, смотрит в глаза.

— Ты же не собиралась рожать прямо сейчас?

— Нет. Просто изображала, время тянула.

— Хорошая девочка. Сообразительная.

— Я научилась этому от тебя.

— Нет. Я тебя учил не лезть на рожон. Хитрить — это у тебя в крови и от воспитания Устинова. Он хорошо постарался… — оставляет еще один короткий поцелуй. — Теперь пошли… Отец ждет на разбор полетов. Он поднял на ноги всех.

— Ты не злишься на меня? — уточняю осторожно. — Не станешь наказывать?

— Не при посторонних. Но я тебя обязательно накажу, как только мы останемся вдвоем, — обещает Глеб и заставляет мое сердце биться чаще.

Марианна

Я не верю, что все кончилось так внезапно. Возникает чувство, что я брежу или выдумала себе эту сказку, потому что реальность была слишком жестокой.

Поэтому я постоянно трогаю Глеба, прижимаюсь к нему крепко и просто не могу выпустить его твердой, сухой горячей ладони из своих.

Вцепилась в него креп-крепко, словно хочу врасти. Даже когда тепло машины меня убаюкивает и клонит в сон, заставляю себя проснуться и еще теснее, ближе приникнуть к Глебу.

Мы сидим на заднем сиденье, я лезу к нему с поцелуями. Он покровительственно обнимает за плечи и позволяет многое.

Просто сказка…

— Как ты так быстро меня нашел?

— Быстро? — усмехается. — Долго же. Как будто вечность прошла.

— И все же?

— Мобилизовали все силы, если в двух словах.

— Ты стрелял в Макса.

— Да.

— Он жив.

— К моему глубокому сожалению. Отец разрешил наказать его, но был против убийства. Расстроен, что Макс пошел на похищение и затеял свою игру.

— Твой отец должен знать еще кое-что. Когда было покушение в вашем поместье, его организовали с подачи Максима.

— ЧТО?!

— Он хвастался.

— Охренеть. Ты права. Отец должен знать. Вот же гнида! Зато с какой геройской рожей Макс кинулся за отцом в пекло.

— Он боялся, что отец все завещает тебе и не хотел этого допустить.

— У Макса все мысли только о деньгах и власти. Они его и подточили, как гниль, — роняет скупо Глеб. — Скоро приедем, тебе нужно отдохнуть! Тебя осмотрит врач.

— Я в порядке.

— Не спорь! — добавляет железных ноток в голос. — В этом вопросе ты сделаешь все, как я сказал. Без самодеятельности.