– Все? – тихий, терпкий и все такой же встревоженный голос Ройха касается моих ушей, и его пальцы тоже. Собирают в хвост мои мокрые, лезующие куда не надо волосы, придерживают их почти у затылка.

– Я… – хотела сказать, что да – все, но второй акт моего тошнотного спектакля решил все-таки состояться.

Только когда в желудке не остается вообще ничего со вчерашнего ужина – мне и удается справиться с дурнотой. Но еще секунд пятнадцать я выжидаю, дышу ртом, подавляя остаточные позывы.

Эх.

– Извини, – шепчу измученно, заползая обратно под душ, который, разумеется, все это время коварно тратил воду, – не знаю, что это. Несварение какое-то. Только Снежке не говори. Она расстроится – она вчера столько готовила. И как я буду с ней говорить, когда вы на свою охоту уйдете?

– Не волнуйся, котенок, – Ройх вздыхает так искренне, так тепло, что его беспокойство обволакивает меня почти как теплое одеялко, – ничего я Снежке не скажу. И охоту мы сдвинем на следующий раз, я думаю. Оставить тебя в таком состоянии я сейчас не смогу.

Конечно, я была против. Чтобы из-за меня рушились мужские планы? Да меня же муж Снежки наверняка сожрет! Ну, а если не сожрет – то весь вечер не будет со мной разговаривать. И смотреть волком.

И…

– Ну и крестоцветное с той охотой, – глубокомысленно изрекает Максим, когда Юл довольно непреклонно извещает его об изменениях в планах, – постреляем за домом по бутылкам. Можем прикинуть, из какого окна будет удобней стрелять по женихам Агнессы Максимовны.

– А не рано ты об этом задумываешься? – хмыкает Юл насмешливо, с явным облегчением. Кажется, он ожидал от приятеля большей настойчивости.

– Знаешь что? – Максим наводит на Юла сложенные пистолетиком пальцы. – Будет у тебя по дому бегать твоя мелкая принцесса, ты, я думаю, и до восьми лет ждать не будешь. Все зоны поражения разведаешь еще в три годика. Они ведь и из песочницы мужа привести могут. Чтоб ты знал!

– Можно подумать, ты об этом много знаешь, – насмешливо роняет Снежка.

Выражение лица Максима несколько усложняется, но глаза все еще остаются такими же веселыми и бодрыми.

– Много. Ты мне постоянно об этом рассказывала. Я все запомнил.

– А, ну-да, ну-да, – Снежка, как раз сейчас рисующая кремом розочки на кексах, насмешливо кивает, – прости, дорогой, это как-то ускользнуло из моей памяти.

– Ускользнуло? – Максим разворачивается к Снежке и берет её в прицел своего прищура. – А может, это было твое чистосердечное признание, женщина? Ты что-то утаила от меня о моей дочери?

– Эй, – Снежка сгребает в горсть сахарную пудру из ближайшей миски, и нахально швыряет её сладким облачком прямо в нос мужу, – я тебе говорила. Кто забывает выключить зануду-юриста на этой кухне, остается без завтрака.

Смотреть на них и не смеяться просто нереально.

Правда мне довольно быстро снова мутнеет, и я под предлогом мытья рук ускользаю в ванную, смотрю на воду, размышляю о вечном.

Быть или не быть? Будет тошнить или не будет тошнить?

Юл, конечно же, не отстает от меня, останавливается в дверях, смотрит как надзиратель за заключенной.

– А что Снежка имела в виду, когда говорила, что Максим не знает про женихов из песочницы?

Юл отвечает не сразу. Видимо, раздумывает, не слишком ли личная эта информация, чтобы делиться ею со мной. Ну и правда, кто я? Его студентка, его любовница…

– Макс встретил Снежку, когда Аське было шесть.

– Но он же говорил… У Аси его отчество. Он удочерил, что ли?

– Нет, – Юл пожимает плечами, – Аська – дочь Макса. Он экспертизу делал. Просто ты учти. Он долго вел кобелиный образ жизни. В постель тащил все что движется. Жениться – не собирался даже.

– Так почему же… Изменил планы со Снежком?

– Это долгая и очень интересная история. Которую я расскажу тебе когда-нибудь потом, холера.

Ну что за дела? Кто так вообще рассказ заканчивает?

– А может, сейчас?

Юл бросает косой взгляд на стену, соседствующую с кухней и покачивает головой.

– Нет, котенок. Не сейчас. А то Вознесенский услышит и обвинит меня в распускании сплетен.

– И обвиню, – утверждающе подвывает вездесущий хозяин дома – будто все это время у стены со стаканом подслушивал.

– И что? Обвинит и что еще? Засудит за клевету его доброго имени неужто? – смеюсь, но сомневаюсь вслух.

– Засужу-засужу, – снова гудит из-за стены, – всех засужу. А потом брошу работу и уеду на Мальдивы.

– Прости, Катерина, – разводит руками Юлий, – я не могу себе позволить оставить Москву без такого крутого специалиста по семейному праву.

Хм. Интересно… А как же познакомились декан строительного факультета и специалист по семейному праву?

Впрочем, у меня есть другая, более актуальная просьба. И тщательно вытерев руки, я подхожу к Юлу и берусь за пуговицу на вороте его светлого поло.

– Можно я тебя попрошу? Важное!

Коротко кивает, а глаза смеются. Кажется, «важное», по его мнению, у меня просто еще не выросло.

– Ты не мог бы… – заминаюсь, – когда мы одни…

– Там завтрак стынет, – мягко поторапливает меня Юл, – и вот-вот на глазах у ребенка случится непристойное действо. Может, все-таки…

– Не называй меня Катериной, – выпаливаю отчаянно.

Блин, ругаться с ним было гораздо проще, чем что-то личное просить.

– М? – его такие откровенные, такие насмешливые брови салютуют моим глупостям с собранного в удивленных складках лба. – Как же тебя называть прикажешь?

– Катя, Катенька, Катюша, Катена, Катюха, – подсказываю, не сдаваясь, – ну или холерой называй. Я не против. Тем более, что ты просишь называть тебя Юлом. И не на вы. Тебе ведь тоже… Не должно быть сложно…

Говорю и бодаю лбом его плечо. Не могу видеть это его лицо, на котором с каждой секундой все ярче зацветает скепсис

Фраза «боже, я связался с малолетней идиоткой» выведена на лоб и беззвучно помигивает…

– Просто Катериной меня отец звал, – мрачно бурчу я, делая вид, что переплетение нитей футболочной ткани – это ужасно интересное зрелище, – когда что-то случалось. Ему жаловались на меня на собрании. Или братец мой херню какую на меня вешал. Да и сама я частенько пакостила, что уж там. Чтоб уж если драли, то не просто так. Но до сих пор в голове как эхо от «Катерины». Я как будто слышу, как он ремень расстегивает.

Чего я совсем не ожидаю, так это того, что руки Юла так сильно стиснутся вокруг меня, что затрещат ребра. Я ожидаю какой-то реакции, слов, объяснений, но вместо этого получаю только клятву.

– Тебя больше никто и пальцем не тронет, слышишь?