моей мамы есть близкий друг – гениальный врач, специалист по болезням внутренних органов. Она несколько раз пыталась записать меня на прием к нему, но затем перестала даже пытаться, потому что я всегда отменяла запись.

О моем детстве и говорить нечего. Я пережила все, что вы только можете себе вообразить. Что касается мужчин в моей жизни: у каждого из них было не менее 300 миллионов долларов на банковских счетах и ни капли человечности в душе. Добавьте к этому тот факт, что много лет назад я сбежала из дома, чтобы стать стриптизершей, и т. д. и т. п.

Одной из моих главных проблем было и остается чувство покинутости, ощущение того, что меня бросили. Отец ушел из дома, когда мне было четыре года. Он часто обещал навестить меня, я готовилась и наряжалась к его приходу, а он так и не появлялся. Он ненавидел мою мать, а я была частью ее… С нами он чувствовал себя неполноценным. Точно так же я заставляю чувствовать мужчин и сейчас.

Как бы то ни было, два месяца назад мой психотерапевт уехал в отпуск во Флориду. (Он заранее оповещает меня о своих планах, чтобы я не паниковала.) Вернувшись, он сообщил мне, что уезжает. Он планирует переехать во Флориду через два месяца. Я опять почувствовала себя брошенной. В этот момент все изменилось. Он говорит, что любит меня, но 1) между нами никогда не будет ничего, что выходило бы за рамки отношений врача и пациента; 2) он не мой отец, мать, дочь, сын и т. д. и т. п.; 3) своевременная оплата счетов за его услуги стала важным вопросом, хотя я всегда оплачивала эти счета, но раньше он всегда говорил мне, чтобы я не беспокоилась об этом и что это не так важно. Он отстранился, стал холоднее. Я чувствую, что его нет рядом во время наших сеансов. Он словно уже уехал. Я живу здесь только ради наших с ним сеансов. Я ненавижу этот город.

Изначально, когда он сказал мне о переезде, я выместила всю свою злобу на себе: перерезала себе вены, и т. д. и т. п. Мы решили, что я тоже перееду во Флориду. Я ощущала себя очень сильной. Я готова была сворачивать горы. Он был очень рад этому. Но все меняется. Он забрал у меня все. Другими словами, произошло то, чего я больше всего боялась.

Я достаточно его люблю, чтобы отпустить его: я достаточно его люблю, чтобы продолжать сеансы, если в этом есть необходимость, и поехать за ним во Флориду. Мой вопрос: что происходит?

Прошу прощения за собственную непоследовательность в этом письме, но у меня большие проблемы. Надеюсь, вы сможете мне помочь.

У нас был глупый уговор: если меня не вырвет после еды, он угостит меня обедом в кафе. Я бы в жизни не пошла сама в кафе. Я сделала все, чтобы меня перестало рвать, но теперь он отказывается обедать со мной. Звучит глупо, но мое сердце разбито. Он прекрасно знает, насколько это важно для меня.

Салли В.

Моей первой реакцией на письмо Салли было возмущение действиями ее психотерапевта, который ведет себя с ней совершенно неподобающим образом и в высшей степени непрофессионально. Особенно меня расстроил сексуальный подтекст их встреч, и мне показалось, что Салли стала жертвой аморального типа, использующего свою профессию для знакомства с беззащитными женщинами и их соблазнения. Уже давно известно, что такие психотерапевты действительно существуют, и я лишний раз убедилась, что женщинам безопаснее обращаться за помощью к психотерапевту-женщине.

Я твердо убеждена, что единственным достойным с профессиональной точки зрения поступком для этого человека был бы перевод Салли к компетентной женщине-психотерапевту, которая прекрасно понимает, что такое зависимость и ее лечение. Тем не менее, перечитав письмо, я пришла к выводу, что его поведение скорее стоит трактовать как созависимое, нежели неэтичное. Эта точка зрения подтвердилась, когда я поговорила с Салли по телефону. (Я ввела правило не отвечать по телефону на многочисленные просьбы, которые я получаю, но содержимое письма Салли настолько меня взволновало, что я сделала для нее исключение!) Из этого разговора я ясно поняла, что главное для нее – иметь возможность и дальше потакать своим зависимостям, не ограничивая себя рамками, которые устанавливает любой серьезный подход к исцелению, а непрекращающаяся драма собственной жизни была для нее главным развлечением. Салли была совершенно не заинтересована в том, чтобы посещать женщину-психотерапевта, что я посоветовала ей сделать параллельно с посещением анонимных программ взаимопомощи, работающих с ее зависимостями.

Упоминание в ее письме о том, что она сбежала из дома, чтобы стать стриптизершей, а также многочисленные провокационные «и т. д. и т. п.» говорят о том, что навязчивое поведение Салли может проявляться и в сексуальных отношениях. Очень часто женщины, которые становятся стриптизершами, проститутками или работают в иной сфере, связанной с сексом, в прошлом были жертвами сексуального насилия, и теперь испытывают навязчивую потребность воспроизвести случившуюся с ними сексуальную драму, чтобы снова и снова ощутить свое превосходство и власть над мужчинами. Это серьезная психологическая проблема, но в случае Салли в первую очередь необходимо было вылечить химическую зависимость. Прежде чем решать какие-либо проблемы с психотерапевтом, сначала необходимо начать вести трезвый образ жизни.

Общение с Салли стало для меня важным напоминанием о том, как мало можем сделать мы (родные, друзья или специалисты), чтобы вызвать перемены в жизни другого человека, если у него наблюдается зависимость. Любая наша естественная реакция на зависимость будет неверным шагом. Мы стараемся помочь зависимому человеку или хотим его наказать. И то, и другое, – реакции созависимых людей. Наше желание помочь вызвано жалостью к зависимому человеку и ошибочной уверенностью в том, что мы способны облегчить ему жизнь или повысить его уверенность в себе, чтобы таким образом в достаточной степени вдохновить его на перемены. Этот подход кажется логичным, но он неэффективен, потому что люди крайне редко меняются, если не страдают настолько сильно, что эти страдания однажды становятся невыносимыми. Пытаясь помочь им, мы облегчаем их страдания и таким образом фактически продлеваем болезнь.

Поняв тщетность своих попыток помочь, мы начинаем злиться и раздражаться. Мы хотим заставить зависимого человека страдать, надеясь, что таким образом сможем преподать ему урок, и это заставит его измениться. Однако способность зависимого человека выносить боль и страдания (в том числе и из-за приема веществ, изменяющих сознание, которые играют роль своеобразного анестетика) может оказаться сильнее нашей способности терпеть это зрелище,