— Не думаете же вы, что я влюблена в вашу страну? — снеожиданной ненавистью произнесла она, вставая со стула. — Я завтра же уеду изСантьяго.

Он неожиданно улыбнулся.

— Так будет лучше для всех. У вас, кажется, роман сприехавшим французом.

— Это не ваше дело.

— Вы могли бы выбирать и среди своих соотечественников, —заметил он, словно намекая на самого себя.

Только выйдя из здания тюрьмы, она ощутила, как чудесенвоздух свободы. Она, с трудом приходя в себя, пошла по площади к ближайшемукафе. И, заказав чашку кофе, долго смотрела на здание тюрьмы, где осталсясидеть Франсиско Эганьа.

К своему отелю она подъехала совершенно разбитая. Вошла влифт после какого-то незнакомца. И вдруг услышала.

— У вас все в порядке?

Это по-прежнему был Ронкаль.

— Да, — сказала она. Видимо, ее напарник обладалспособностью к перевоплощению. Он повернулся, и она увидела под шляпой знакомыйподбородок. — Мне нужна ваша помощь.

Он молча слушал.

— Поезжайте в порт и найдите там два стоящих рядом судна —«Боливар» и «Майпу». Среди офицеров должен быть Антонио Сабельи. Передайте ему,что его звонка ждет Буэнос-Айрес. Он вас поймет. И дайте телефон Блейка.

Она закрыла глаза. Когда она их открыла, Ронкаля не было.Она вдруг испугалась. Или этот загадочный человек умеет проходить сквозь стены?Обернувшись, она увидела, что лифт уже стоит на ее этаже.

Вечером она спустилась вниз к ужину в полном смятениичувств. Завтра прилетал Марат. И завтра Ронкаль должен был вступить в дело,убирая ненужного советской разведке перебежчика. Узнать, когда он прилетит, несоставляло никакого труда, просто можно было спросить у Дорваля, когда онипоедут в аэропорт. Или даже не спрашивать вообще, он все равно откажется, еслиона назначит ему встречу на дневное время.

За столом сидел Дорваль. Он был не один, и по возбужденномувиду обоих сотрудников французского ДСТ было видно, что их спор зашел слишкомдалеко. Увидев подходившую женщину, Юэ встал и отошел от стола, даже не став еедожидаться. Это ей не понравилось, но, ничем не выдавая своего отношения, онаподошла к столику Дорваля.

— Салют!

— Салют. — Дорваль встал и поцеловал ее.

— Как твои дела? — спросил он, когда они снова сели застолик.

— Нормально.

— Ты была в тюрьме?

— Да, но интервью не получилось.

— Не нужно было туда ходить, — проворчал Дорваль.

— Почему?

— Они все равно бы ничего не рассказали.

— Я этого не знала.

— Нужно было послушать моего совета.

— В следующий раз — обязательно.

— Хорошо. — Дорваль как-то странно взглянул на нее. — Может,поднимемся ко мне?

— И закажем ужин наверх? — поняла она.

Ей снова показалось, что он как-то странно смотрит на нее.Или это ей только казалось?

Потом было долгое, затяжное пиршество любви и смятыепростыни на его кровати. Ужин так и остался нетронутым на столике, когда они,тяжело дыша, наконец разомкнули объятия. Дорваль достал сигарету. Сегодня онбыл мрачнее вчерашнего, но, возможно, это объяснялось завтрашним визитомМарата.

— У тебя неприятности? — спросила она.

— С чего ты взяла?

— Мне кажется, ты сегодня какой-то задумчивый. И потом, явидела, как ты спорил со своим другом.

— У нас с ним часто случаются споры, — чуть улыбнулсяДорваль.

— Когда мы завтра увидимся? — Она не хотела задавать этоговопроса, но не задать его не могла.

Может, кроме желания узнать время приезда Марата, онадействительно хотела видеть Дорваля.

— Не знаю, у меня завтра много дел.

— Мы могли бы провести весь день вместе.

Он взглянул на нее, или это ей только показалось?

— Завтра я не могу. Утром я должен быть в аэропорту, —сказал он.

— Хорошо, тогда я буду ждать тебя в отеле, — согласиласьона. — Когда ты вернешься?

— В двенадцать. Завтра утренним рейсом в десять часов изПарижа прилетает мой друг.

«Напрасно он это сказал», — подумала Марина.

— Я буду ждать тебя в отеле.

— Договорились. — Он потушил сигарету и, взглянув на нее,прошептал: — Иди ко мне.

Поздно ночью она вернулась в свой номер и уже не удивилась,увидев сидевшего в знакомой позе Ронкаля.

— Я его нашел, — невозмутимо сообщил тот, — он уже позвонилв Буэнос-Айрес.

— Хорошо. — Она поправила спутавшиеся волосы и села напостель, закрыв глаза.

Ронкаль терпеливо ждал.

— Как вы его нашли? — спросила она, словно оттягивая время.

— Их лаборатория сейчас на судне «Боливар». Было нетрудно. Яему все передал. — Ронкаль не отличался многословием.

— Да, конечно. — Она открыла глаза. — Когда я должна улететьиз Сантьяго?

— Завтра, вечерним рейсом. Утром вы должны переехать вдругой отель, — равнодушно напомнил он, — вы знаете в какой.

— Да, завтра. — Она снова закрыла глаза и просидела такминут пять.

Ронкаль ждал.

— Простите, — наконец открыла она глаза, — я задумалась.

Он ничего не ответил. Он ждал. Нужно было решиться. Онаснова закрыла глаза.

— Марат прилетит завтра, — наконец сказала она, — утреннимрейсом из Парижа. В десять часов. Постарайтесь попасть только в него. Выслышите, только в него.

Наверное, последних слов он уже не слышал. Потому что, когдаона кончила говорить и открыла глаза, Ронкаля уже в комнате не было. И тогдаона снова закрыла глаза и просидела так еще минут тридцать.

Завтра все должно было решиться.

В эту ночь ее опять оставили одну в большой московскойквартире, и она ходила по комнатам, натыкаясь на острые углы, и искала своихродителей. И нигде их не находила.

Утром за завтраком не было никого. Ни Дорваля, ни его друга.Видимо, они уехали в аэропорт. Она слонялась по отелю, не решаясь признатьсясамой себе, что начинает беспокоиться за неясный исход схватки в аэропорту. Онапоминутно переключала каналы телевидения, пытаясь узнать из местных новостейчто-либо о случившемся. Через час по-прежнему не было никаких известий. Водиннадцать тридцать она собрала свои вещи и спустилась вниз. По-прежнему не былоникаких известий. Расплатившись, она вызвала такси и поехала в отель,расположенный на другом конце города. И, едва разместившись, бросилась ктелевизору. По-прежнему не было никаких вестей. Впрочем, в тоталитарномгосударстве ожидать иного было бы наивно. Новости обычно поступали, еслипоступали вообще, с недельным опозданием. Она не заметила, как заснула,сказалось напряжение последних дней. Открыла глаза, почувствовав чье-топрисутствие. После возвращения из тюрьмы она не замечала за собой никакого наблюдения,видимо, Родригес распорядился прекратить слежку, уже не сомневаясь вбесперспективности таковой. Рядом стоял Ронкаль.