Доктор Кастелли судорожно вдохнула.

– Так получилось, что дети – самые эффективные инкубаторы и переносчики болезни. Большинство взрослых заразны сразу после появления симптомов и четыре или пять дней после. А дети переносят вирус шесть дней, пока не появятся первые симптомы, и заразны еще три недели после. Прямо ходячие бомбы замедленного действия. Никто не знает, почему так, но дети заражают всех, с кем встречаются, – разговаривают, кашляют, чихают. Стоит дотронуться до того, к чему прикасались они, и вы заразитесь. Инкубационный период обычно занимает от одного до трех дней, и человек в среднем успевает заразить одного и четыре десятых человека. Но дети куда более успешны в этом, в закрытых сообществах разнося вирус как лесной пожар.

– Значит, школьный лагерь с парой тысяч детей – самое неподходящее место, в какое можно послать инфицированного ребенка? – уточнил Макнил.

– Если вы биотеррорист, то трудно выбрать лучший сценарий.

– Но «Штейн-Франкен» не биотеррористы.

– Нет, они всего лишь пытались подзаработать. Но вместо этого устроили бойню, которую совершенно не ожидали. Миллионы людей умрут, потому что кто-то каким-то образом напортачил. И Чой была живым доказательством этого. Уничтожив ее, они уничтожили бы и все улики.

Макнил заставил себя сфокусироваться на словах доктора Кастелли, проследить за ее логикой.

– Не понимаю. Ведь если у нее был тот же вирус, что и у всех остальных, это ничего не доказывает.

– Нет. Ее вирус был другим, мистер Макнил. Вы сами сказали, что в лаборатории утверждали, будто та версия H5N1, которая была у Чой, создана путем генной инженерии.

– Верно.

– А значит, отличается от той, которая заражает всех остальных.

– Как такое возможно?

– Потому что вирус мутировал. – Доктор Кастелли повела плечами, словно это самое естественное, что может случиться в мире. Хотя так оно и есть. – Вирус гриппа постоянно мутирует – антигенная изменчивость, реассортация, рекомбинация. Именно по этой причине вакцина «Штейн-Франкен» и не работает. Естественно, они знали, что вирус будет мутировать, но не думали, что так сильно. А мы понятия не имели, что убивающий всех вирус произошел из созданного человеком. – Она покачала перед Макнилом пальцем. – Но есть кое-что еще. Мы знаем, что Чой была эпицентром пандемии, и если сумеем сравнить ее вирус с тем, который использовала «Штейн-Франкен» для производства вакцины, то совершенно точно узнаем, откуда он взялся. Это прямо как отпечаток пальца. Теперь понимаете? Вот почему им пришлось от нее избавиться.

Они проплыли мимо паба «Кингс рич», впереди нависал мост Ватерлоо, а слева был артцентр Саутбэнк. Они уже видели Глаз на фоне черного неба – темный, молчаливый и неподвижный, от него отражались городские огни, рядом с ним здания на южном берегу реки казались карликовыми. Макнил никак не мог знать, что Эми заперта в самой верхней кабинке, и держит ее там человек, которого он вытащил из горящей машины на Ламбетском мосту всего пару часов назад. Зато точно знал, что когда они минуют Королевский фестивальный зал и пройдут под Хангенфордским мостом, их будет видно человеку, стоящему у Глаза и наблюдающему за рекой. Однако Блюм не ожидает, что они приплывут на лодке. Он будет по другую сторону Глаза следить за дорогой. Если они выключат мотор и приблизятся к причалу бесшумно, то смогут застать и Блюма, и его сообщника врасплох.

Лодка прошла под новыми пешеходными мостами, висящими по обе стороны от железнодорожного, ведущего к вокзалу Чаринг-Кросс, Макнил разъединил провода, которые скрутила доктор Кастелли, и двигатель заглох. Они беззвучно преодолели короткий отрезок реки до пристани напротив министерства обороны.

От нее по обе стороны колеса обозрения к посадочной площадке вели деревянные мостки. У причала стоял на якоре большой прогулочный теплоход, мягко покачиваясь на волнах. Макнил посмотрел на огромную нависающую над головой конструкцию. Лишь на таком близком расстоянии можно было оценить ее истинный масштаб. Он заметил свет в будке управления в конце пристани, но никаких признаков жизни.

Макнил аккуратно направил лодку к пирсу и спрыгнул на него, чтобы привязать катер к белому ограждению, тянущемуся по всей длине причала. Маленький катер стучал и царапал бока о край пирса. Макнил опустился на колени рядом с лодкой. Доктор Кастелли решила, что он хочет помочь ей выбраться, но вместо этого Макнил прошептал:

– Лучше останьтесь здесь. – Она уже собиралась возразить, но Макнил оборвал ее. – Эти люди – убийцы. С ними шутить не стоит.

Она сдалась и потянулась за винтовкой, которую они забрали с Собачьего острова.

– Тогда вам понадобится вот это.

Но он покачал головой.

– Оставьте у себя. Если кто-нибудь приблизится, стреляйте.

– А если это будете вы?

Макнил сурово покосился на нее.

– Тогда сделаете исключение.

– Ладно.

Он перепрыгнул через ограждение и побежал к навесу у южного конца причала. Там остановился и вгляделся в подножие колеса обозрения. Четыре огромных красных двигателя, чьи резиновые колеса работали как шестеренки, вращающие огромное колесо, застыли в неподвижности. Не считая света из будки управления, не было никаких признаков жизни. Макнил вышел из тени причала и почувствовал себя как на ладони под плексигласовым навесом дорожки, пока бегом преодолевал оставшиеся тридцать шагов набережной.

Путь ему преградила решетка калитки. Она звякнула, когда Макнил перелез через нее на другую сторону. Дорожка зигзагами поднималась к посадочной площадке. Когда-то на ней выстраивалась очередь из нескольких тысяч посетителей, желающих насладиться видами сверху, а сейчас пустая, она выглядела призрачной. Сквозь упругие спицы колеса завывал ветер, стучали голые ветви деревьев на открытой площадке. Над головой тянулись массивные кабели с ногу толщиной, твердо удерживающие конструкцию в бетоне. Рядом стояло несколько полукруглых скамеек у столиков закрытого кафе, а за ними – пустынная веранда самого кафе, игровая площадка, пребывающая в печальном запустении в отсутствие детских голосов, которые когда-то ее оживляли.

Блюм стоял у памятника Интернациональной бригаде – добровольцам, помогавшим испанскому народу в борьбе против фашизма. Поднятые вверх кулаки, обращенные к небу лица. Четверть бойцов погибла. Застигнутый врасплох Блюм обернулся на звук голоса Макнила.

– У вас тридцать секунд для рассказа о том, что вы сделали, прежде чем я сломаю вам шею.

Напряженность на лице Блюма сменилась улыбкой, почти облегчением.

– Что ж, это будет очень глупо с вашей стороны, мистер Макнил. Потому что ей переломают не только шею, если со мной что-нибудь случится.

– Где она?

Макнил всполошился. Прежде чем приблизиться, он убедился, что Блюм один. Но разве тот стал бы вот так стоять на виду, в одиночестве и без защиты, если не был уверен, что имеет рычаг воздействия на Макнила?