– Кто тут ходит?!

– Это я.

– Ты куда?

– В туалет ходил.

– Понятно, – она стала озираться как полоумная, – а девочки у себя?

– Откуда я знаю? Я их не видел.

– Смотрите мне! – вот точно у нее бзик был на этой почве. – Еще раз повторяю, Гоша – на третий этаж тебе нельзя ходить. Ни под каким предлогом. Там девочки спят. Понял? Я все услышу!

– Не-не-не, – я замотал головой, – не пойду.

Лег опять и слышу, она там чего-то все ходит-бродит наверху, никак не успокоится. Лежу и думаю: «Да нееее, Ди, я же ангел. Лег на свой белый диванчик и сплю. Никаких ночных похождений! Жестко тут, правда, ну ничего, надо немного потерпеть». Мне, кстати, в тот год совсем не до девушек было. Такие повороты судьбы! Семья новая, новые отношения, если еще с девушкой что-то надо будет налаживать, я просто не выдержу. Это все слишком сложно. Конечно, я общался с девчатами в школе, даже немного заигрывал, но никаких таких муток не было почти целый год. Ни пока у Виолетты жил, ни пока привыкал к семье Дениса с Дианой. Только потом, где-то с осени, начал уже встречаться понемногу.

Со мной Денис и Диана с первого дня не сюсюкали. Все выложили как есть и сразу объяснили, чего от них ждать. Еще раз убедился – Диана добренькая, но строгая иногда. А еще немного сумасшедшая, как она сама говорит. Может и подурачиться, и поржать вместе с нами, детьми, и песни погорланить, но может и разозлиться так, что никому не покажется мало. Они мне сразу открылись и показали, кто они есть – ничего за спиной у себя не держали. При мне не боялись даже в первые дни все свои дела обсуждать. Ругаться могли при мне, как будто все нормально, как будто я уже свой. Это было и когда я в гости только ходил, и когда насовсем переехал жить – тем более. Не строили из себя идеальных родителей, ничего такого. Тоже по-своему косячили, но потом, если что-то не так делали, извинялись. И я, такой: «Бинго, мое гнездышко. Остаюсь!» А когда я у Виолетты появился, она сначала, такая: «Ми-ми-ми, уси-пуси». Кого-то из себя изображала, типа вся такая крутая, а-ля мизинчики вверх. И я в ответ тоже кого-то изображал. Пай-мальчика в бабочке. А потом, когда она уже забрала меня, началось: «Гав-гав-гав». И я, такой: «Что, блин, простите? До этого момента ты была такая аморэ мио, цены тебе не было, а сейчас такую фигню творишь?». У Дианы с Денисом сразу было, как есть. Я им тоже показал себя. Если хотел психануть, психовал. Они, по-моему, даже радовались, что я не какой-нибудь замороженный, а живой. Показываю свои чувства. Помню, в первые месяцы я все-таки старался понравиться. Мне уже отдали мою комнату на первом этаже – бабушка уехала, – и я каждое утро заправлял за собой постель, все вещи аккуратненько складывал в шкаф. И вот когда к новой обстановке привык, вдруг резко перестал это делать. И Диана, такая: «О, Гоша, поздравляю! Похоже, ты у нас прижился. Постель не заправлена, полшкафа переехало под кровать». И мы вместе поржали. Короче, все мы спокойно сошлись. Я просто видел, что они добрые, несмотря на строгость и иногда суровость. Но доброта не такая: «На, деточка, бери, что хочешь, и не делай ничего, только развлекайся». А в том смысле, что они готовы были без конца помогать, помогать, помогать. Даже если косячишь, ругали и снова помогали. Никому в голову не приходило угрожать полицией. Поорать, конечно, могли. Живые же люди. Но, главное, если есть какая-то проблема, то ее мы решали все вместе, а не так, что один себе что-то там думает, а другой должен угадывать и исполнять. Мы всегда собирались, обсуждали. Мое мнение спрашивали, девчат тоже. Всем детям давали высказываться и просили предлагать собственные решения.

Кстати, нам всем, старшим детям – мне, Нэлле, Даше – давали по тысяче рублей в неделю карманных денег. Мне сначала показалось супер, так много! Но на самом деле нам всем на учебу было ездить далеко, и надо было как-то поесть вне дома, причем не один раз. Поэтому как раз хватало впритык. Ну, или если сэкономить – что-нибудь с собой из дома взять – в выходные можно было немного погулять. Это были самые прекрасные времена! Но потом я просек их фишку: деньги они давали еще и для того, чтобы в случае косяков было, что забирать. Когда у человека ни хрена нет, ему и терять-то нечего. А когда у него свои собственные деньги и хорошая жизнь, но он вдруг накосячил – покурил там, прогулял урок, домой опоздал, наврал с три короба – на следующей неделе денег дадут уже меньше. Да еще мозги будут полоскать. И тут сам подумаешь десять раз.

Конечно, я не хочу сказать, что у нас все было гладко. Они хорошо так бесились, когда я на автомате выдавал что-то вроде: «А когда у нас постель будут менять?», «Вещи в стирку кому сдавать?», «Когда сегодня обед?» Диана тут же меня отшивала: «Когда возьмешь в шкафу чистое белье, тогда и поменяешь», «Вещи в стиральную машину сдавать и самому стирать», «Когда поможешь приготовить, тогда и будет». Бытовых всяких проблем до фига было. Они меня постоянно отчитывали, что посуду за собой не убираю и не мою, что хлеб отрезаю и ложку беру только себе, о других не думаю, что унитаз после себя не смываю и мокрые полотенца после душа на пол бросаю. И приходилось то посуду мыть, то полы, то унитаз чистить, то раковину. Меня бесило, что надо все делать самому! Иногда еще и для других с какого-то перепугу. Когда уставал, выходил из себя, орал: «Я что, ебаная уборщица?!» Они даже не реагировали на это. Но потом успокаивался как-то, остывал и шел доделывать то, что начал.

Еще мне понравилось экспериментировать с готовкой. Днем Диана просила меня ей помогать – овощи резать в суп, чистить картошку, варить макароны или гречку для гарнира. В этом ничего творческого не было, один только плюс – научился что-то простое делать, могу себя прокормить. Зато по ночам я превращал кухню в творческую мастерскую. Продукты – какие хочешь, пожалуйста. И я пек кексы. Сам придумывал рецепты, сам смешивал масло, муку, сахар, что хотел, сам выпекал. Иногда получалось: тогда всем была радость – кексик на завтрак. Но чаще всего получалось что-то не то, и результат отправлялся в помойку. Диана утром обнаруживала в мусорном ведре мое творенье. За это, кстати, никогда не ругала – просто прикалывались они с Денисом надо мной, и все. У нас как раз в тот период, когда я кексы по ночам пек, в семье появилось до фига шуточек про румынскую кухню. А еще – про традиции и привычки. Это потому что я молдаванин по отцу. Диана – татарка наполовину. У Даши Долинской белорусские корни. Так что мы любим в своем многонациональном семействе чем-нибудь друг друга поддеть. Дружба народов, блин.

Но если не особенно прикапываться к быту, то с отношениями у нас было норм. В семье меня одна только Даша Долинская не приняла. Она реально не хотела, чтобы я приходил к ним жить. Как будто я на ее собственность претендовал. И в тот день, кстати, когда надо было ехать в опеку и писать на меня согласие, она Диане сказала, что ничего писать не будет. Что на фиг не нужен в семье «этот вор и алкоголик Гынжу». Уперлась, и все.

– Если хотите этого урода забрать, я не дам!

А времени реально уже не было, им надо было в опеку ехать, иначе бы меня на фиг отправили в приют.

– Как не дашь? – Диана опешила.