В тот вечер мы приехали к Диане. У них в гостях была бабушка из Казани, мама Дениса. Очень приятная, добрая, мне сразу понравилась. Она меня накормила, а потом меня положили спать в гостиной на диване. И утром я поехал с Дианой в командировку во Владимир. Она купила мне билет и взяла с собой. Всю дорогу мы разговаривали. Диана мне рассказывала, как трудно им с Дашей найти общий язык. Хотя вместе они живут уже семь месяцев. Но адаптация не закончилась, наоборот, в самом разгаре. Даша скучает по маме, которая сидит в тюрьме, а их семье как будто за это мстит. На любую просьбу огрызается. И нервы уже не выдерживают. И крик стоит, и слезы льются, причем у всех. Чего только они не наговорили друг другу! Только на днях Даша кричала: «Верните меня обратно в детский дом!» И все равно они остаются вместе. Потому что когда-нибудь это пройдет. И конечно, Дашу никто никогда не вернет в детский дом, а только маме, если они обе решат вместе жить. Но и это будет тяжело, все равно они уже привязались друг к другу. Я слушал все это, а про себя думал, что, может, и надо еще потерпеть, потом станет лучше: «Вот сейчас выдохну, друг от друга передохнем, и, возможно, если заскучаю по Виолетте, то ладно, ненадолго останусь с ней. А если нет, то нет». Я знал, что это у нас адаптация, Диана все мозги мне ею прополоскала. Но я знал еще и то, что мне такая адаптация не нравится. Поэтому мысль, что надо валить – рано или поздно, – никуда не делась.

Во Владимире мы были всего один день. Диана там выступала перед приемными родителями, потом отвечала на вопросы журналистов. Меня она тоже вовлекала – постоянно о чем-то спрашивала, просила на некоторые вопросы родителей за нее отвечать. Это было трудно – говорить перед таким количеством людей, – но мне, если честно, понравилось. Круто, когда спрашивают твое мнение, интересуются чувствами, которые были в детском доме. Той же ночью мы вернулись в Москву. А на следующий день, в воскресенье, Виолетта приехала меня забирать. Мы договорились, что встретимся в торговом центре недалеко от дома Дианы. Виола попросила, чтобы Диана меня ей с рук на руки передала, хотя я и сам мог прекрасно доехать. Зачем все эти церемонии? И вот мы приезжаем на место встречи, вижу, идет Виолетта: в своей шиншилловой повязке на голове, в спортивном костюме под норковой жилеткой. И с ходу начала рассказывать, как к ней только что мужик какой-то клеился: «Ой, а меня только что замуж позвали». И хихикает. И я понял, что совсем по ней не соскучился.

В тот день вернулся домой к Виолетте и дальше жил просто как квартирант. Приходил с учебы, смотрел, что есть на обед, обедал и уходил к себе в комнату. Вышел на минутку покурить, и опять к себе. Когда она приходила домой с работы, дверь я к себе закрывал – типа, все, сплю. Потихоньку только сбегаю в ванную, пока никого в коридоре нет, почищу перед сном зубы – и опять в кровать. Короче, вся жизнь проходила в комнате. Мы перестали общаться. Вообще не разговаривали. Я точно не помню как – в первые дни она пыталась там что-то наладить. А потом поняла, что бесполезно что-либо исправлять. Я тогда узнал, где находится наша опека – то ли у Виолетты спросил, то ли в Интернете посмотрел, не помню, но, короче, выяснил. И после школы пришел прямиком туда. Нашел кабинет, где сидел наш специалист, и с места в карьер:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – специалисты удивленно всем кабинетом на меня уставились.

– Вопрос, – говорю, – как сделать так, чтобы, когда ребенка заберут из семьи опекуна, его направили сразу в тот детский дом, откуда взяли.

Нашего специалиста звали Юлия, отчества я не помню, и вот она сразу, такая:

– Такого не может быть!

– Как не может?! – у меня аж все похолодело внутри. – У нас в детском доме такое было. Моих знакомых девочек забрали в семью, а потом они вернулись сразу в наш детский дом.

А про себя думаю: «Блин, вот попал! Не хочу, чтобы меня отправили в какой-то другой детский дом. Опять привыкать, новые питалки, новые люди. А вдруг вообще в коррекционный отдадут?!» А она продолжает настаивать:

– Нет, это невозможно. Забирают сначала в больницу, потом в приют, а оттуда уже распределяют в детский дом. Куда направление дадут. А почему у вас такой вопрос?

– Не, не, – я решил не палиться, а то вдруг прямо сейчас отправят в больницу и потом в приют, – я просто решил узнать.

– Я сейчас приведу нашего психолога, – она поднялась с места, – он с вами поговорит.

И вот мы, типа, с ней поговорили, с этой психологичкой. Я ей рассказал всю эту фигню, которая у нас с Виолеттой творится. Даже про фильмы с сексуальным сценами рассказал. И про то, что она ложилась рядом со мной в одной ночнушке. А психолог этот вместо того, чтобы меня поддержать и помочь как-то из ситуации выйти, стала пургу нести:

– Ну, переживи этот момент. Это совершенно нормально.

– Вы знаете, – я разозлился, – это ненормально! Типа, сразу совать мне алкоголь и ходить вокруг в ночнушке без трусов. Это ненормально!

А она опять мне одно и то же:

– Гоша, живи спокойно, это все нормально.

И я, такой: «Пипец! Ну, окай. Пришел, блядь, поговорили». Я понял только одно – тут мне поддержки не будет, они всеми силами станут удерживать меня у Виолетты в семье. А иначе – возврат. Он им зачем? Они же сами Виолетте заключение дали, что она может быть опекуном, сами все оформили. И теперь, если я в батор вернусь, статистика какая-то там у них пострадает, премии кого-нибудь лишат. Все. Бесполезняк. Я вернулся домой.

Но, конечно, не успокоился. На следующий день опять в опеку пошел. И через день тоже. Все время задавал один и тот же вопрос:

– Как мне вернуться в свой детский дом?

Хотел достать их, тупо взять измором, чтоб они в конце концов устали от меня и сказали: «Окай, ладно, отправим мы тебя в твой детский дом. Только отстань». Тогда мне казалось, что так и будет.

Но в итоге я просто допрыгался – в последний раз меня очень грубо отшили:

– Еще раз тут появишься без опекуна, и мы вызовем полицию! Отправим, как положено, по этапу!

Начальница опеки запретила охранникам меня даже на порог пускать. Вот тогда я уже реально испугался. Понял, что никто там меня слушать не будет и уж помогать тем более. Им пофиг, что у меня в жизни творится. Я устроен в семью, один-единственный ребенок у богатого опекуна, катаюсь как сыр в масле – и заебись! Тогда я позвонил Диане. Она мне сказала, что не надо раздражать опеку, а то они реально отправят меня в какой-нибудь приют. Надо искать выход.

– Я больше тут не могу! – я готов был заплакать. – Это не жизнь!

– Гоша, пожалуйста, – я слышал, что Диана реально за меня испугалась, – постарайся успокоиться. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

– Блиииин, – я уже хлюпал носом.

– Мы тебя не бросим, – она говорила, и я ей верил, – что бы ни случилось, будем с тобой.

– Окааай!

– Гоша, – она помолчала, – а ты уверен, что именно семья Виолетты тебе не подходит? Может, ты после стольких лет в детском доме в принципе не можешь привыкнуть к семье? А Виолетта ни при чем?