class="p1">Чудо, ради которого наша жизнь была сделана.

Пламя в белом безгласном куполе

Видно и лица бессмертного света,

Светящиеся члены, что не знают рождения и смерти,

Груди, что вскармливают первенца Солнца,

Крылья, что наполняют пылкие безмолвия мысли,

Глаза, что смотрят в Пространство духовное.

Наши скрытые центры небесной силы

Раскрываются, как цветы, к атмосфере небесной;

Разум медлит, дрожа с небесным Лучом,

И даже это бренное тело тогда может чувствовать

Идеальную любовь и безупречное счастье,

И смех восторга, и сладости сердца,

Свободного от грубой и трагической власти Времени,

И красоту, и ритмичные ноги часов.

Этого в высоких царствах бессмертный касается род;

Что здесь есть почка, там цветет.

Там находится тайна Дома Пламени,

Сияние богоподобной мысли и золотого блаженства,

Восторженный идеализм небесного чувства;

Там — чудесные голоса, солнечный смех,

Журчащие маленькие водовороты в реках радости Бога

И мистические виноградники лунного золотого вина,

Весь огонь и вся сладость, чьих с трудом здесь

Светлая тень смертную жизнь посещает.

Хотя там бывают свидетелями радости Времени,

Давящее на грудь ощущается прикосновение Бессмертного,

Слышна флейты Бесконечного музыка.

Здесь, на земле, — пробуждения ранние,

Моменты, что трепещут в божественном воздухе,

И на стремлении ее почвы выросших

Солнечных цветов Времени взгляд на золотую Вечность:

Там — нерушимые счастья.

Миллион лотосов качаются на одном стебле,

Один многоцветный и экстатичный мир за другим

Взбирается к некоему далекому невидимому богоявлению.

На другой стороне вечных ступеней

Могучие царства бессмертного Пламени

Абсолютов Бытия стремились достигнуть.

Из горя и тьмы мира,

Из глубин, куда жизнь и мысль сходят,

Одиноко поднимается к небесам бессмертное Пламя.

В священных тайнах скрытой Природы

Он горит вечно на алтаре Разума,

Его жрецы — души посвященных богов,

Человечество — его дом жертвоприношения.

Однажды зажженный, никогда он погаснуть не сможет.

Огонь, вдоль мистических путей земли горящий,

Сквозь смертную полусферу он поднимается,

Пока, переносимый бегунами Дня и Сумерек,

В оккультный вечный Свет он не входит

И не взбирается, белея, к незримому Трону.

Его миры — это восходящей Силы ступеньки:

Греза очертаний гигантских, титанические линии,

Дома непадшего и освещенного Могущества,

Небеса неизменного Добра, чистого и нерожденного,

Высоты грандиозности безвозрастного луча Истины,

Когда в символическом небе они начинают видеться

И в воздух более обширный звать наши души.

На их вершинах они несут бессонное Пламя;

Мистического Запредельного грезу,

Трансцендентальность путей Судьбы и Времени,

Они указуют вверх, над собою, своими вершинами

Через бледно-сапфирный эфир богоума

К какого-то золотого Бесконечного апокалипсису.

Гром, катящийся среди гор Бога,

Неутомим, суров их Голос ужасный:

Превосходя нас, превзойти нас самих они нас призывают

И предлагают нам непрестанно подниматься все выше.

Далеко от пределов нашего рвения те вершины живут,

Слишком высокие для нашей смертной силы и высоты,

С трудом в ужасном экстазе усилия

Досягаемые духа нагой атлетической волей.

Суровые, нетерпимые, они от нас требуют

Усилий, слишком продолжительных для нашего смертного нерва,

Им наши сердца оставаться не могут верными, наша плоть — поддержать;

Только Вечного сила в нас может отважиться

На попытку огромной авантюры того восхождения

И жертву всего, что мы пестуем здесь.

Наше человеческое знание есть свеча, что горит

На смутном алтаре Истины, огромной как солнце;

Добродетель человека, груботканное плохо сидящее платье,

Облекает Добра деревянные образы;

Страстная и ослепленная, кровоточащая, грязью испятнанная,

Его энергия спотыкается на пути к Силе бессмертной.

Несовершенство преследует нашу высшую силу;

Части и отражения бледные — вот наша доля.

Счастливы те миры, что не ощущают падения нашего,

Где Воля едина с Истиной, Добром и Силой;

Не доведенные до нищеты бедностью земного ума,

Они хранят Бога естественное дыхание мощи,

Его нагую спонтанность интенсивностей быстрых;

Там есть его великое прозрачное зеркало, Сам,

И там, — его суверенное самодержавие блаженства,

В котором бессмертные натуры свою часть имеют,

Наследники и соучастники божественности.

Он через царства Идеала по желанию двигался,

Принимал их красоту и их величие чувствовал,

Принимал участие в славах их чудесных полей,

Но проходил, не задерживаясь под их великолепия властью.

Все было там интенсивным, но частичным светом.

В каждой серафимокрылой высоколобой Идее

Все знание объединялось одной властной мыслью,

Всякое действие склонялось к одному золотому значению,

Все силы подчинялись единственной силе

И делали мир, где она могла одна царствовать,

Идеала абсолютного дом совершенный.

Орден своей победы и своей веры,

Они предлагали Путешественнику у их ворот

Негасимое пламя или цветок неувядающий,

Эмблему привилегии высокого царства.

Великолепный сияющий Ангел Пути

Дарил поиску души

Мощь и сладость идеи,

Каждая считалась сокровенным источником и высшей силою Истины,

Самой сутью смысла вселенной,

Ключом совершенства, в Парадиз паспортом.

Однако были там регионы, где абсолюты встречались

И делали круг блаженства сочетающимися браком руками;

Свет стоял, обнимаемый светом, огонь сочетался с огнем,

Но никто в другом не терял своего тела,

Чтобы найти свою душу в Душе мира единственной,

Множественный восторг бесконечности.

Вперед он проходил к более божественной сфере:

Там, объединенный в общем величии, блаженстве и свете,

Все высокие, прекрасные и желанные силы,

Забывающие свое отличие и свое сепаративное царство,

Становились одним многочисленным целым.

Над разветвлением дорог Времени,

Над Тишиной и ее тысячекратным Словом,

В неизменной и ненарушаемой Истине

Вовеки соединенные и неразделимые,

Лучистые дети Вечного жили

На широких духовных высотах, где все есть одно.

Конец песни двенадцатой

Песнь тринадцатая

В Самости Разума

Наконец туда пришло голое беспристрастное небо,

Где Тишина к космическому прислушивалось Голосу,

Но не отвечало ничего на миллион зовов;

Души бесконечный вопрос не встречал отклика.

Резкое завершение кончало надежды стремящиеся,

Глубокое прекращение в могучем покое,

Последняя черта на последней странице мысли,

Край и пустота бессловесного мира[14].

Там медлила в паузе взбирающаяся миров иерархия.

Он стоял на широкой арке Пространства вершинного

Один с огромной Самостью Разума,

Которая держала всю жизнь в одном углу своих ширей.

Всемогущая, неподвижная и отчужденная,

В мире, который из нее брал начало, она не принимала участия:

Этот Сам не обращал внимания на песни победы,

К своим собственным поражениям он был безразличен,

Он слышал крик горя и не подавал знака;

Безучастный опускался его взгляд на зло и добро,

Он видел уничтожение и не делал движения.

Вечная Причина вещей, одинокий Провидец

И Хозяин своего множества форм,

Он не действовал, но нес все дела и все мысли,

Свидетельствующий Господь мириадов действий Природы,

Уступающий движениям ее Силы.

Ум путешественника это обширный квиетизм отражал.

Эта свидетельствующая тишина есть секретная основа Мыслителя:

Скрытое в безмолвных глубинах формируется слово,

Из