— Про пластырь? — удивленно переспросил Константин. — Это то, что тебя сейчас волнует?

— Про гормональный пластырь. — Она красноречиво посмотрела на мужа. — Надеюсь, ты знаешь, что это такое?

— Понятия не имею, — признался он.

— Это то же самое, что и противозачаточные таблетки, но его не надо глотать.

Константин сосредоточенно помолчал пару секунд.

— Хорошо: были таблетки, теперь пластыри. А что будет потом? Женщины будут усилием воли предохраняться от нежелательной беременности?

— Если это будет усилие воли в процессе, то вряд ли это хорошая идея, — рассмеялась Марика. — Ах, мужчины. Было бы странно ожидать от вас каких-то знаний в области женской контрацепции. Ладно, Бог с ним, с этим пластырем. Я забывала его уже раза три, и ничего не случилось. Вот от чего бы я сейчас не отказалась — так это от шоколада. Мне надо поднять уровень сахара в крови. Такое у меня бывает тогда, когда я основательно попрыгаю на занятиях по фитнессу.

— Вот как восполняются потраченные калории? Теперь понятно, почему большинство этих твоих девушек, несмотря на занятия, не худеют ни на килограмм.

Она со смехом толкнула его в бок.

— Прекрати! Нельзя обсуждать других за спиной.

— Держу пари, они смотрят на тебя с завистью.

— Там есть вполне складные девушки. Они с завистью смотрят на мои кроссовки, но и только.

Константин положил ладонь ей на живот.

— Знаешь, я часто ловлю себя на мысли, что мне нравится смотреть на то, как ты за собой ухаживаешь. Как ты расчесываешь волосы, как ты накладываешь макияж, крем после душа. Хотя иногда мне кажется, что я бы умер, будь я женщиной. Я бы не смог посвящать по два-три часа в день только оболочке.

Марика инстинктивно провела рукой по своей груди, будто оценивая результаты ухода за собой.

— Мужчине этого не понять, — сказала она. — А у нас это в крови. Ты ведь тоже ухаживаешь за собой. Парикмахер… спорт иногда, — добавила она чуть язвительно.

— Но два часа в салоне красоты я бы точно не высидел. Что до спорта — может, мне тоже заняться чем-нибудь? К примеру, плаванием?

— Надо было думать об этом до того, как ты начал курить по полторы пачки в день и пить, — ответила Марика. — Когда-то ты пробегал по десять километров три раза в неделю и мог отжаться триста раз за два подхода!

— Что значит «мог»? Могу и сейчас. Я, конечно, в плохой форме, но при желании для меня не составит никакого труда восстановить ту, которая была раньше. Неужели я так плохо выгляжу?

Она успокаивающе погладила его по щеке.

— Что ты. Твоя оболочка в полном порядке. Как и ее содержание.

— Вот теперь я спокоен. — Константин взглянул на жену. — Знаешь, какая у тебя кожа?

— Шелковая? — спросила она, вкладывая в этот вопрос всю ненависть к пошлым комплиментам, на которую она была способна.

— Нет. Такая, будто ее соткали божественной материи.

— Льстец, — бросила Марика, рассмеявшись в очередной раз.

— Когда-то, давным-давно, из такой материи ткали самые дорогие ковры для храмов богов и богинь любви. А, может, даже их самих. Но только частично. Потому что этой материи мало, а полностью из нее надо было соткать только тебя. Для того чтобы у меня была полностью божественная женщина.

— Льстец-эстет, — поправила сама себя она. — Сейчас я покраснею и укроюсь с головой.

Он поцеловал ее в живот, опустился ниже, и Марика снова откинулась на подушку.

— Делают ли что-нибудь сейчас с этой божественной материей? — спросила она.

— Даже если и делают, это ровным счетом ничего не стоит. Сколько бы из нее ни шили одежд, сколько бы из нее ни ткали ковров и сколько богов и богинь из нее бы ни создавали, все, кто когда-либо к ней прикасался, недостойны даже того, чтобы целовать следы твоих ног.

Выбранное Лией платье не было особенным и не поражало воображение нестандартным цветом или покроем, но сидело оно великолепно. На этом сошлись все — от Константина и до девушек-консультантов в магазине одежды, которые облепили ее и с восторгом наблюдали, как она меняет один наряд на другой. Это было темно-синее платье из тяжелого бархата, длинное, почти до пят, с длинным рукавом и открытой спиной. Образ Лия дополнила нежно-голубым шелковым шарфом, оглядела себя еще раз, надела туфли и взяла с туалетного столика серьги, но, услышав тихий стук в дверь, отвлеклась.

— Я почти одета, — рассмеялась она, поворачиваясь к двери.

— Как это — почти? Женщина бывает либо одета, либо нет. Третьего варианта не существует.

Константин деловито осмотрелся и присел.

— Смокинг тебе к лицу! — выдохнула Лия восхищенно.

— Что же, надеюсь, я ослеплю не всех представительниц прекрасного пола, а только половину. А платье тебе не просто к лицу. Такое впечатление, будто дожидалось именно тебя. — Константин перевел взгляд на ее ноги. — И остается только надеяться, что ты ни разу не падала с таких каблуков.

Лия взяла свою сумочку и достала оттуда небольшой сверток.

— Вот, это тебе. — Она протянула сверток Константину и замерла, глядя на то, как он разворачивает бумагу. — С днем рождения.

Сначала по лицу именинника невозможно было понять, доволен ли он подарком. Он внимательно рассмотрел карманные часы с разных сторон, открыл их, прочитал надпись на внутренней стороне: «Время будет ничем без любви, а любовь будет всем и без времени» и поднял глаза на Лию.

— Ты, наверное, не поверишь, — сказал он, — но мне ни разу в жизни не дарили карманных часов. Давным-давно я нашел в часовой лавке карманные часы и пару месяцев собирал деньги. А потом пришел, не нашел их и расстроился. Кто-то меня опередил.

— Я боялась, что это будет банальным подарком.

— Подарки не бывают банальными. Бывают люди, которые не умеют ценить подарки. — Он поднялся, обнял ее и поцеловал в лоб. — Это один из самых лучших подарков, которые мне когда-либо дарили. В миллион раз лучше драгоценностей, картин, хрусталя и всего остального. Мне кажется, одна дарственная надпись могла бы стать подарком. Она вполне достойна того, чтобы ее цитировать. Хотя… нет. Самые дорогие слова лучше сохранять для себя. — Он снова сел и принялся разглядывать часы с видом любопытного ребенка. — А ведь у меня нет ни одного костюма — «тройки». С чем же я буду их носить? Наверное, пришла пора купить пару таких костюмов. Как ни крути, я повзрослел на год, и я могу себе это позволить. Ну, почему ты не спрашиваешь у меня, где я был весь день? Или ты не заметила моего отсутствия?