Лия, которая снова взяла серьги, повернулась к нему.

— Конечно, заметила! Я была занята, мы с Бертой готовили еду на вечер, но это еще не значит, что я не замечаю, что происходит вокруг! Кстати, о еде. Надеюсь, утренний сюрприз тебе понравился?

— Разумеется. Мне уже лет девять не приносили завтрак в постель. И не говорили, что есть в постели нельзя, потому что потом все простыни будут в крошках.

— И не упрекали в том, что ты не доедаешь то, что тебе приготовили.

Константин поднял указательный палец, выражая протест.

— А вот этого говорить не стоит, потому что от завтрака отвлекла меня именно ты.

— Как мне показалось, ты был не против.

— Это уже детали. — Он отложил часы. — Итак, я сегодня был в городе. Закончил пару дел, встретился кое с кем. А потом я решил пообедать в ресторане. Я сидел, пил бренди в ожидании заказа и вдруг подумал: почему я до сих пор не купил тебе подарок?

Удивленное выражение на лице Лии сменилось недоуменным.

— Подарок? Мне? На… твой день рождения?

— Это, наверное, прозвучит пафосно или даже смешно, но сегодня наш общий праздник. Потому что сейчас я ощущаю себя так, будто родился заново. И этого бы не случилось, если бы рядом со мной не было тебя. Как я уже тебе рассказывал, последние несколько лет я хоть и справляю свой день рождения, но не чувствую праздничной атмосферы. Я справляю его для своих друзей. Это повод собраться вместе, поговорить. И еще это повод для того, чтобы отогнать одиночество на второй план. — Он помолчал. — Я стоял перед этими людьми, они поздравляли меня, дарили мне подарки. А я молчал, улыбался и думал: зачем мне все это нужно? Кого я пытаюсь убедить в том, что у меня все хорошо, и что я счастлив? И на следующий день после торжества я чувствовал такую усталость, будто я постарел года на три. А теперь я сказал тебе, что я повзрослел на год, и ничто у меня внутри не пошевелилось и не прошептало: «Э, нет, ты постарел, после тридцати только стареют». Я чувствую себя так, будто мне не тридцать четыре, а двадцать четыре. Когда я увидел тебя впервые, я уже знал, что все будет так. И после того вечера у меня дома я начал чувствовать, что мое время идет не вперед, а назад. Что я не старею, вопреки всем законам природы, а становлюсь моложе. И я бы все отдал, если бы это было именно так. Если бы сейчас у меня были те силы, если бы у меня сейчас было то здоровье, то все, наверное, было бы иначе.

Лия взяла небольшую табуретку, стоявшую рядом с туалетным столиком, и присела рядом.

— Если бы что-то было иначе, то иначе было бы все, — сказала она. — И, вероятно, мы с тобой вообще не были бы знакомы. Ты не думал об этом?

— Пожалуй, да, — ответил он, помолчав. — В этом есть своя правда. Как ни крути, у меня и сейчас есть остатки здоровья. И сил у меня достаточно. Хотя бы для того, чтобы сделать тебя счастливой. А ради этого я готов даже на то, чтобы отдать остатки здоровья и сил. Я еще утром хотел тебе сказать кое-что. Когда ты выбирала платье, я смотрел на тебя и думал о том, как ты изменилась с тех пор, как мы познакомились. Почему-то до этого мне и в голову не приходило попробовать оценить тебя со стороны, глазами чужого человека. Если бы мы с тобой были знакомы до этого, потом не встречались бы, а после снова встретились, то я бы тебя не узнал. Я помню, как неуверенно ты чувствовала себя в вечернем платье, а теперь ты сидишь рядом со мной, и в тебе нет ни капли неуверенности. Наоборот, ты готова сейчас выйти и ослепить своей красотой всех мужчин, а женщин заставить скрипеть зубами от зависти и злости. Ты проводишь вечера у меня в кабинете вместе со мной, только не разглядываешь мои наброски, как прежде, а читаешь. Мы ходим в театр, в оперу, в хорошие рестораны, хотя раньше одна мысль о таком времяпрепровождении вызывала у тебя нервную дрожь. Не знаю, конечно, хорошо ли это, что я так на тебя влияю. Вероятно, не будь рядом меня, ты бы жила другой жизнью.

Константин открыл часы и посмотрел на циферблат.

— Но дело, конечно, не в том, хорошо это или плохо. Дело в том, что за все время нашего общения в тебе появилось что-то свое. Что-то, на что ты опираешься и растешь. Это заметно во всем: и в том, как ты разговариваешь с Габриэль, и в том, как ты обсуждаешь с Гиладом фотографические выставки, в том, как ты беседуешь со мной, как ты болтаешь с Бертой. Ты уверена в себе и начинаешь понимать, чего ты хочешь от жизни и от себя самой. Ты больше не ждешь, что кто-то примет за тебя решение, не робеешь, если оказываешься в сложной ситуации. Я заметил это уже давно, но задумался об этом только после того, как Боаз сказал мне: «А ты, похоже, хорошо на нее влияешь». Я говорил, что научить человека любить книги — это еще не значит хорошо повлиять на него. А он ответил мне, что хорошо повлиять на человека — это значит научить его быть собой. Показать ему, с чего начинается этот путь.

— Боаз прав, — ответила Лия. — И ты прав. Это все, конечно, очень неоднозначно — я имею в виду наши отношения. И я не знаю, как мне благодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Банальным «спасибо» тут не отделаешься.

— Банальное «спасибо» придумали для тех людей, которые не умеют благодарить без слов. Тебе слова не нужны. Так что поднимись-ка и подойди к зеркалу, потому что твой подарок уже залежался у меня в кармане.

Лия подошла к зеркалу и с любопытством посмотрела на то, как Константин достает мешочек из зеленого шелка.

— Надеюсь, там не табак? — спросила она с улыбкой.

— О нет. Табак я подарю на день рождения Боазу. Я уже давно уговариваю его начать курить трубку. Я подарю ему какую-нибудь дорогую трубку и не менее дорогой кисет. Привезу из Дамаска. Правда, тогда он точно разорвет меня на части. Он ведь каждую неделю повторяет, что хочет бросить курить.

Подаренное Лие колье было небольшим, но изящным — оно не только оттеняло ее светлую кожу, но и выгодно подчеркивало красоту шеи. Два ряда голубых камней переплетались, образуя правильный геометрический узор, и каждый нижний уголок увенчался короткой подвеской.

— Это голубой топаз, — нарушил молчание Константин. — Я ровным счетом ничего не смыслю в драгоценных камнях, а поэтому продавец в магазине, наверное, долго пил сердечные капли после моего визита — я замучил его расспросами. — Он отдал ей мешочек. — Серьги ты, наверное, наденешь сама.

Когда серьги заняли свое место, Лия повернула голову вправо, а потом влево, разглядывая подарок.

— Это прекрасно, — сказала она, посмотрела на него через плечо и добавила: — И подарок, и то, как он преподнесен.

— А как же еще дарят украшения? Ты ведь не будешь надевать колье сама. Это, по меньшей мере, неудобно.

— Я не скажу, что мне никогда не дарили украшений, но все это вручалось очень буднично… прямо в руки.

— Да, мужчины в наши дни не умеют даже дарить украшения, — констатировал Константин мрачно, хотя не без обычных для него ноток высокомерия в голосе. — Когда я еще работал обычным аналитиком, у меня был хороший приятель, один из моих коллег. Однажды мы завели разговор о женщинах. Речь зашла о том, как можно сказать женщине о любви. Я спросил у него, читает ли он своей женщине стихи, гуляет ли он с ней по городу просто так, слушают ли они музыку вместе, целует ли он ей ноги… а он сказал мне, что нет. И я искренне удивился: а как же она знает, что он ее любит?