тихо шептала затаившемуся в нем болотному существу. Облачко сиреневого пара сорвалось с ее ладоней, впиталось в обессиленную плоть. Тотчас уродливая рана на груди змеелюда перестала кровоточить и затянулась. Только мало было усилий этих. Жизнь покидала изувеченное, отравленное тело, и поделать с этим ничего уж не вышло бы. Почти. Однако Снежен не мог придумать повода вмешаться. К чему бы?..

Почувствовав, что за ней наблюдают, чаровница резко обернулась и в упор глянула на него.

— Либо убирайся, либо помогай, — сказала она, и у змия мысли не возникло поставить условие.

«Хотел бы я знать, как Горан заполучил такую… — думал он всю дорогу, пока, наконец-то приняв змиево обличие, нес чаровницу со змеелюдом обратно в селение. — Ведь ясно же: такая не ищет защиты или силы, сама кого угодно скрутит в бараний рог. Хитростью? Полно! Горан никогда не отличался изворотливостью ума, а вот яростью и чувством собственности — очень даже. Вряд ли подобное по вкусу хоть кому-то, себя уважающему. И почему она здесь одна?..»

Мысли скакали в голове, подобно табуну бешенных водяных коней, к которым спасаемый принадлежал в определенном роде. По идее, один запах существа с горячей кровью в жилах, должен бы ярость холодную породить, однако держался, даже не злословил.

Указания к реке лететь Снежен почти не расслышал. Ольге пришлось повторить несколько раз, еще и уколоть жаркой искрой, привлекая внимание. В результате обозлившийся инеистый змий сбросил ношу в реку, но, оказалось, именно этого от него и хотели.

Глава 18. Ольга

Видимо, она разума лишилась, ведя себя столь неучтиво с инеистым змием, ведь то, что спускал Горан, сейчас с рук могло и не сойти. Вот только времени совсем не осталось, чтобы разговоры вести и слова подбирать. Впрочем, Ольге было почти все равно: она победила. Безразличным казалось даже то, что она стояла по пояс в воде — стихии полностью водяному духу подвластной — и помогала этому самому духу, на дух людей не терпящему, без лишних неудобств покинуть тело змеелюда. У самой водяной кромки застыла Мириш в сопровождении трех жителей селения. Они ждали, когда можно будет вытащить Ольгаша на сушу. Прочие ротозеи — даром что змеелюды, а ведущие себя, как голытьба деревенская — сгрудились поодаль от них, к реке не приближались, но и по своим делам разбредаться не спешили. Совсем как люди, которым делать нечего, а повод посудачить лишний раз пригодится.

— Ольга… — в который уже раз позвала вужалка.

— Нет. Рано.

Ольга не знала, почему хотела спасти это кровожадное существо. Должно быть, просто не желала смиряться с гибелью того, кто готовился пожертвовать собой ради маленькой девочки?

Едва различимое на фоне воды черное облачко зависло над телом змеелюда, кто-то ахнул, но не было времени оглядываться. Ольгаш напрягся, дернулся, едва не выскользнув из пальцев, и распахнул глаза. Из его взгляда уходили муть и зелень, он становился темно-серым, какой сыну земли и положен, а в непосредственной близости, в сгустке тьмы запылал иной. Два бирюзовых огня сверлили Ольгу, словно вознамерились вынуть из нее душу.

— Кинешься?

Тихий шелестящий смешок ответом, тотчас сменившийся глухим рычанием.

Мрак и не думал рассеиваться, он сгустился еще больше, став плотным, текучим, и наконец преобразовался в гибкую шею, в вытянутую лошадиную морду, в острые — куда уж волчьим? — зубы и в длинную гриву, купающуюся в воде. Красавец! Мечта воплощенная, гибельная.

На Руси ценили лошадей и пересказывали легенды о чудом прирученных духах ветра и водяных конях-убийцах.

«Всегда ли убийцах?» — мелькнула заполошная мысль. Наверняка именно она приходила в головы всем, кто с незапамятных времен садился на таких скакунов, но Ольга не стала думать об этом. Она, в конце концов, спасла это существо, так неужели хотя бы прикоснуться не позволит? Он ведь разумен…

В следующий миг Ольга вскрикнула. Сомкнувшиеся на плече пальцы обожгли холодом, заставили сморгнуть, испугаться, задуматься, чего же она творит, и скинуть, наконец, наваждение.

— Эгей! Прыткая какая! Не так быстро, — усмехнулся на ухо инеистый змий, принявший людское обличие. Впрочем, под этой личиной он отличался от человека, как седые ночи севера от южного позднего вечера.

Он стоял за спиной невыносимо близко, а по воде плавали прозрачные льдинки, и неважно, что вокруг было лето красное. Лишь увидев их, Ольга осознала, что у нее зуб на зуб не попадает.

«А каково змеелюду?!» — встревожилась она. Вряд ли Ольгашу нравилось купание в ледяной воде.

— Проваливай уже, тварь болотная! — напутствовал… Снежен. Вот теперь Ольга вспомнила, где и когда его видела.

— Так это не ты лярву вызвал? — пар вырывался изо рта всякий раз, как слова произносила.

— Лярву… — фыркнул Снежен. — Тот, кто слишком много на себя взял, уж в иных чертогах ответ держит.

Ольга задержала дыхание.

— Я помощник, спаситель твой… — заявил Снежен донельзя самодовольно.

Плечи закаменели окончательно. На языке сосулькой повисла злая отповедь — вот-вот сорвется. Но… Наверное, стоило извиниться. Ольга ведь думала, что к ней виновник прилетел.

— Не стоит благодарности, — опередил ее слова Снежен, стоило рот открыть.

Водяной дух махнул мглистым хвостом, в котором запутались искры потусторонних костров и нездешние звезды, фыркнул — Ольга могла бы поклясться, что глумливо — и направился в глубину. Сердце пропустило удар, когда он скрылся в воде полностью. Невольно подумалось, сейчас подплывет и цапнет, гривой оплетет и уволочет на дно. Но в следующее мгновение пришла другая мысль, еще хуже:

«Я едва не ушла с ним, — подумала Ольга и поежилась. — Если бы не Снежен, то точно ушла».

— Что? Страшно стало? — хмыкнул тот.

— Холодно.

«Если останусь здесь, обернусь ледышкой», — но это Ольга уже не досказала: уж язык едва ворочался.

Следовало вылезать немедленно, пока она окончательно не превратилась в сосульку! Только подаренный жар Горана, растекшийся в крови, и грел.

— Мириш, пора, — проговорила она, с трудом разлепив озябшие губы.

Сама она никогда не выволокла бы Ольгаша на берег — люди все же очень хилые существа, — но добровольные помощники справились и без ее участия. Змеелюды опасливо косились