Потом остановилась. Я не могла этого сделать.

Я пыталась озвучить Сэди, что ее мать умерла. Но слова застряли у меня в горле. Ее мать была самой последней частью мира, последней опорой. Теперь мне придется забрать у нее последнюю часть ее семьи. Я вспомнила свои ощущения той ночью, когда узнала, что отец убит и никого не осталось. То же самое пришлось бы проделать с Сэди, только обстоятельства были в миллион раз хуже. Я бы отняла у нее последнюю надежду, смысл ее жизни. Это буквально как подписать ей смертный приговор.

В самом деле, что плохого в том, чтобы обнадежить ее на несколько дней? Может быть, я могла бы даже дальше поискать сестренку Сэди. Думая об этом, я понимала, все бесполезно. Но это давало мне надежду – и причину пока не говорить ей об этом.

– Пока ничего. – Ложь вырвалась прежде, чем я смогла себя остановить.

Лицо Сэди вытянулось.

– Я не могу вернуться без нее.

– Сэди, ты должна. Подумай о Соле и его семье. Я продолжу поиски, – поспешно добавила я. – Но я не могу задавать слишком много вопросов, не привлекая внимания. А теперь ты должна поторопиться. Нужно вернуться обратно в канализацию.

– Спасибо, – сказала я Каре, прежде, чем подняться по лестнице. – Если ты увидишь Крыса… – Потом я замялась. Я уже оставила ему записку. – Скажи ему, что я сделаю все. Я помогу всем, чем нужно.

У нас было только это. Отказ от помощи Крысу убережет нас не больше, чем бегство спасло мать и сестру Сэди. Кара серьезно кивнула.

Я повела Сэди по закоулкам района Дебники, стараясь, чтобы ее странная внешность не привлекала внимание. Мы шли молча. Каждый шаг словно вел ко мне. Мне нужно было рассказать Сэди правду до того, как мы расстанемся и она вернется в канализацию. Я поняла, что мне стоило признаться ей еще в баре. Но что, если она потеряет самообладание здесь, на улице, устроит сцену и закричит? Наконец мы добрались до решетки у реки. Она потянулась за камнем, из-за которого заклинило решетку, и сдвинула ее.

– Мою мать, – произнесла она. – Ты будешь искать дальше?

– Да, даю слово. – Эта ложь разбила мне сердце. Я снова задумалась, стоит ли говорить ей правду. Но если я все расскажу, она может перестать прятаться – или вообще не сможет жить дальше.

– Проверь наш старый район, а также гетто, – сказала она, пытаясь вспомнить все места, куда могла пойти ее мать.

Я кивнула.

– Я так и сделаю.

– Спасибо тебе, – она благодарно улыбнулась.

Чувство вины росло во мне, казалось, поглощая меня целиком.

– Мне очень жаль. – Мой голос дрогнул, и я чуть не выпалила ужасную правду. Потом я спохватилась. – Я бы хотела сделать для тебя больше.

– Ты и так делаешь все, что можешь. Я умоляла маму не уходить из канализации. Если бы она только послушалась.

– Сэди, нет! Это было неминуемо. Если бы она осталась, крики ребенка насторожили бы кого-нибудь, и вас бы уже нашли. Она ушла, чтобы защитить тебя.

– Ее больше нет, да? – Я не ответила, но обняла ее. Ее лицо превратилось в пустую маску, как будто в глубине души она знала правду без моих слов. – У меня никого не осталось.

– Не говори так! У тебя есть я. – Слова казались пустыми. – Я знаю, что это немного и это не заменит тебе маму и твою тоску по остальным членам семьи. Но я здесь. – Она промолчала. – Сэди, посмотри на меня. – Я взяла обе ее руки в свои. – Так не будет всегда. Клянусь, я снова вытащу тебя из канализации. – Я сама не поняла, как у меня получилось дать такое обещание. Но я хваталась за соломинку, за что угодно, лишь бы дать ей силы пережить следующий день.

– Тебе не обязательно уходить, – сказала я вопреки себе. Я понятия не имела, где ее спрятать, если она согласится не лезть. – Я имею в виду, если ты не хочешь возвращаться. Мы могли бы уехать из города сегодня вечером, найти способ. – На мгновение, я ясно представила это – мы вдвоем далеко отсюда и мы свободны.

– Я должна, – ответила она. – Есть и другие. – И, хотя ее матери и сестры уже не было, она не бросила бы Сола и его семью.

И все же она остановилась. – На самом деле внизу очень тяжело. Единственная причина, по которой я справлялась, – в моей матери. Я не уверена, что у меня хватит сил прожить в одиночку, без нее. – Голос Сэди сорвался. – Я не могу быть там одна.

– Ты и не будешь. Просто продолжай приходить ко мне, хорошо? И я приду сюда и принесу все что смогу, и мы проведем вместе эти ужасные дни, пока не закончится война. – Я старалась говорить уверенно и оптимистично.

– Хорошо, – согласилась она, но я не могла сказать, действительно ли она мне поверила или просто была слишком грустной и усталой, чтобы спорить. Она спустилась в канализацию. Я попыталась встать перед ней, чтобы заслонить ее от любого, кто мог пройти мимо и увидеть необычное зрелище.

– Я приду завтра, хорошо? – сказала я. – И на следующий день. Я буду приходить к тебе каждый день. Тебе просто нужно будет встать утром и прийти повидаться. Сама я понятия не имела, как мне это удастся. Скрываясь от глаз Анны-Люсии, убегать в эту отдаленную часть города было тяжело даже раз в неделю. Но Сэди нужно было сказать хоть что-то обнадеживающее.

Не говоря ни слова, она повернулась и снова исчезла в канализации.

Сэди

Элла сегодня задерживалась. Я стояла в туннеле, укрываясь от капель дождя, падавших в решетку канализации. Ветер их раздувал, и они метались в сторону, будто гнались за мной. Я нырнула в угол, безуспешно стараясь спастись от сырости. На этот раз мне хотелось убежать обратно в комнату. Но я осталась, уверенная, что Элла придет.

Стоял конец июля, уже больше четырех месяцев мы жили в канализации. Мамы не было три недели. С тех пор, как я вернулась обратно под землю, Элла не смогла ни разыскать ее, ни что-то узнать о ней. С каждым днем становилось все труднее игнорировать очевидную правду, что мама, вероятно, не вернется. И все же я цеплялась за надежду, единственное, что помогало мне проживать каждый день. Без моей матери у меня не было ничего.

И не только тоска по матери становилась невыносимой – наши условия жизни тоже ухудшились. Воздух нагрелся от летней жары, и поднялись канализационные газы, густые и грязные. Наши суставы болели от сырости, а кожа покрылась странной сыпью.

– По крайней мере, здесь не холодно, – однажды заключил пан Розенберг. – Понятия не имею, что нам придется сделать, чтобы пережить следующую зиму. – Я удивленно посмотрела на него. До зимы оставалось еще несколько месяцев. Он же не всерьез полагает, что мы до той поры будем здесь.

Несмотря на плохие условия, я старалась работать над собой, чтобы мама мной гордилась. Каждый день я вставала утром, умывалась, одевалась, убирала комнату, читала или училась. Однако дни тянулись медленно, а одинокие ночи со странными, прерывистыми снами – еще длиннее. Однажды ночью мне приснилось, что я плыву по канализационной реке, меня несло течением, и там я встретилась с матерью и отцом. Я искала глазами ребенка на маминых руках.