— Ну, так не смотрите на него, — взорвался Сергеев. — Подумаешь. Труп. Он, кстати, еще тепленький.

— Увольте от подробностей. Сергей Сергеевич, — попросила я. — Драгоценности под ним.

— Под кем?

— Под трупом. Точнее под плитой, на которой лежит ваш труп.

— Меморин!

Одного окрика было достаточно, чтобы Меморин покорно оттащил тело Непарады в сторону. Мне даже его стало жалко, если бы в сумочке был валидол, предложила бы.

Потом они оба уставились на меня. Плита была небольшой, с некоторой брезгливостью я провела по ней рукой, в поисках небольшой выбоинки. Вот она! Словно специально создана для подушечки указательного пальца. Я надавила сильнее. Плита чуть подалась в сторону.

— Помогите мне!

Сергеев не шевельнулся, однако помощи Меморина было вполне достаточно, чтобы отодвинуть ее в сторону. Он был там! Покрытый грязью и ржавчиной сундучок покоился в небольшой удобной нише. Невероятно! Я все-таки нашла драгоценности. Жаль, что Федоров не видит моего триумфа. Честно говоря, триумфа сомнительного и опасного!

— Давайте его сюда, — нетерпеливо приказал Сергеев. — Меморин, посвети! И дай какую-нибудь палку, попробую его открыть.

— В палке нет необходимости. Ключ у вас, Сергей Сергеевич. Сундучок открывается изумрудом. Так написано в письме Калитина дочери.

— Я вам не верю. Это ловушка.

— Прочитайте сами, — я протянула ему ламинированные листочки.

Сергеев в волнении стащил изумруд с пальца и постарался протолкнуть камень в небольшое отверстие. Ничего!

— Не открывается! — со злостью прошипел он.

— Может, за давностью лет заело? — предположил Меморин, жадно изучавший сверкающий изумруд.

— Нет, тут дело не в этом, — пробормотала я, изучая поверхность сундучка. — Видите, здесь специальное углубление для пальца. Дайте-ка посмотрю. Так и есть его можно открыть только тогда, когда кольцо у тебя на пальце.

— Иногда вы бываете очень умны, Стефания Андреевна, — шутливо поклонился Сергеев. — Но не тогда, когда висите на разрушенном балконе. Я получил огромное наслаждение, наблюдая за вами снизу. Особенно, когда юбка взметнулась вверх. У вас очень красивые ноги. Жаль, что я не смогу на вас жениться. Мы бы неплохо провели время в постели.

Мне захотелось его чем-нибудь стукнуть. Значит, пока я боролась за свою жизнь, это гад стоял внизу и аплодировал?

— Говорите, как герой дешевого дамского романа.

— Вам виднее, вы же у нас специалистка по дамским романам. А я их не умею читать.

— Открывайте скорее, — взмолился Меморин. — Так хочется посмотреть.

Пока я рефлексировала, Сергеев вновь надел перстень и приложил его к отверстию. Раздался щелчок. Крышка дрогнула.

— Черт! Меня что-то укололо. — Он автоматически поднес палец ко рту и слизнул выступившую капельку крови.

Клянусь, в первую минуту я не заподозрила ничего плохого! И только взглянув в побледневшее лицо Меморина, догадалась, в чем дело. На память пришли строчки из письма Калитина:

«Возможно, ты меня простишь за то, что я собираюсь сделать с тобой. Возможно, тебе удастся избежать этого. Но как бы там ни было, знай, все мои поступки продиктованы любовью к тебе. Столь сильную любовь я испытывал только к твоей матери.

Береги себя. Папа

P.S. Господи, как бы я хотел, чтобы ты не получила это письмо.»

Мать Елизаветы Калитиной умерла при весьма подозрительных обстоятельствах. Елизавета Никитична вскользь упомянула, что ее могли отравить. Неужели я права? В голове не укладывалось: как отец может решиться на такое? Чтобы хладнокровно запланировать убийство собственной дочери… Сергеев тем временем с восторгом перебирал бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, ни о чем не догадываясь:

— Удивительной чистоты камни! Я виду, я чувствую это! — он любовно коснулся перстня Лукреции. — Я знал, что ты приведешь меня к богатству и славе. Теперь я смогу основать свой орден, с моим мнением будут считаться. Мое богатство затмит легендарным тамплиеров.

Мы с Мемориным молчали, обуреваемые нехорошим предчувствием.

— Вы не находите, что здесь становится слишком душно? — спросил вдруг Сергеев и слегка ослабил узел галстука. — У меня в глазах рябит. Это, наверное, от счастья. Моя мечта исполнилась. Сегодня я получил последнее подтверждение: я — Посвященный!

— Боюсь, в глазах рябит не от счастья, — тихо сказал Меморин.

— А от чего? И голова разболелась.

— Вы знаете, какое хобби было у Калитина до революции?

— Нет. — Одновременно дали мы ответ с Сергеевым. Впрочем. Я уже догадывалась.

— Яды. Никиту Калитина называли русским Борджиа. Правда, семейство Медичи ему нравились больше. У него здесь была даже своя лаборатория. Именно поэтому он и купил изумруд Лукреции, вообразив себя наследником Борджиа.

— Вы хотите сказать, что кольцо меня отравило? — попытался хохотнуть Сергеев. Вонючий пот крупными каплями катился по его лицу. — Какая ерунда! Неужели вы верите в сказки про Борджиа? Вы веди их сами сочинили, Меморин!

— Это не сказки. Пусть я что-то приукрасил в истории изумруда, но создание легенды не есть преступление. У вас их больше. Яд не в кольце, он в шкатулке. Видите, вот здесь незаметный штырек. При закрытой крышке он спрятан внутрь. Но как только вы коснулись поверхности замка кольцом, надавили на нее, он выскочил. И оцарапал. Яд проник в кровь. Вы к тому же его слизнули.

— Там был яд? — едва слышно спросил Сергеев.

— Вы сами знаете ответ. Точнее, вы сейчас его чувствуете, — куда делась забитая музейная крыса? Сейчас перед нами стоял уверенный и чуть насмешливый человек, внезапно осознавший свою власть. Власть, которую испытывает любой живой перед умирающим.

— Может, за годы яд потерял свою силу? — цеплялся Сергеев за последнюю надежду, в руках он все еще сжимал драгоценные камни рода Калитиных.

— Некоторые яды, Сергей Сергеевич, как вина, со временем приобретают особую ценность. Вы умираете. Отдайте мне кольцо. Не хочу снимать его с мертвеца. В отличие от вас я суеверен.

— Нет! — выкрикнул Сергеев и вдруг уставился на меня.. — Скажите ему, Эфа, скажите, что я не могу умереть. Посвященные не умирают. Ведь я столько лет шел к этому моменту. Мне нужен был этот перстень, я грезил о нем. Господи, зачем мне остальные стекляшки. Зачем я сюда полез? Почему я не убил вас тогда, в ресторане. Ведь это было так легко…

— Вы умираете! — жестко повторил Меморин. — Отдайте мне перстень. Я владел им двадцать лет назад. Он мой по праву и судьбе. Он предназначен мне.

Лицо Сергеева вдруг исказила судорога боли, из уголка рта показалась струйка крови. Он катался по грязному полу и кричал от мук, раздираемых тело изнутри. Меморин бросился на него, пытаясь отнять кольцо. А я, вместо того, чтобы бежать, тупо сидела на полу и смотрела на происходящее. Все казалось кошмаром.