– Огнешар? – пожал плечами Фесс. – Едва ли сейчас…

Монах усмехнулся, несмотря на покрывшие лицо бледность и пот – откат брал своё.

– Огнешар? Как бы не так, некромант Неясыть. Это святой огонь, подобный тому, что возжигается в храмах. Он не обжигает – я имею в виду, верных слуг Спасителя и искренне в Него верующих…

– Гхм! – громко прокашлялся понтифик, и монах сразу же осёкся.

– Ну, конечно, это только в идеале, – промямлил он. – Впрочем… я хотел показать совсем другое… удивительно, что ты, Неясыть, этого не чувствуешь…

Он проделал ещё несколько пассов, и светящийся шарик, плавно покачиваясь, словно на незримых волнах, неспешно заскользил прямо к медленно надвигающейся армаде.

– Смотри, смотри, что сейчас случится, некромант! Шару оставалось покрыть ещё примерно половину расстояния до передовых галер, когда он словно натолкнулся на незримую стену – ударился о неё и рассыпался роем кружащихся жемчужных искр.

– Ты не чувствуешь их защиту, некромант? Ты, которого называли способнейшим из тёмных магов со времён самого Салладорца, да будет имя его проклято во веки веков?

– Ещё раз! – не отвечая, резко приказал Фесс. – Ещё один шар! А вы, остальные, чего стоите? Давайте, всё, что умеете!

– Ты не понял?! – взвизгнул монах, тот самый, что запустил светящийся шар. – У них там заклятье незримого щита. И маги Клешней выдвигают его всякий раз, когда чувствуют нашу волшбу!..

– А что-нибудь… гм… пошустрее в ваших загашниках не найдётся?! – терял терпение Фесс. – Например, молнии?

– Некромант, – заговорил понтифик. – Ты не понимаешь? Не люди выставляют этот щит. Это делает специальное заклинание. Которое, как ты понимаешь, опередит даже молнию.

– Вот, смотри, – шагнул вперёд другой монах. – Хотел молнию? Святое пламя способно принимать и такие формы.

…Он оказался прав. Стремительный белоснежный росчерк разбился о мгновенно сгустившееся тёмное зеркало, осыпав шипящими блёстками непроглядно-чёрную воду.

– Что ты теперь сделаешь, Неясыть? – Понтифик не терял головы, не срывался на визг. А вот его свита, кроме, конечно, каменно-спокойных бреннерцев, уже готова была засверкать пятками.

– Что я сделаю? – не растерялся некромант. – Скажу, что не надо пытаться соперничать со стихийным чародейством. Покажите мне настоящую магию Спасителя!

Монахи переглянулись.

– Вы что, хотите мне доказать, что драться бесполезно и, мол, пора драпать, пока не поздно?! – выходя из себя, заорал Фесс. – Зачем тогда было так долго ждать?!

– Мы надеемся на тебя, некромант. – Его святейшество сделал движение к винтовой лестнице, словно собираясь спуститься во двор. – Ты один побивал целые полки и армии. Перед тобой оказалась бессильна всё та же Святая магия. Ты побеждал и святых братьев, и душегубов из Империи Клешней. Ты подчинил себе дракона. Ты был в Чёрной башне. Может показаться, что ты непобедим и неуязвим. Верх над тобой нам позволил взять только негатор магии.

Фесс не стал отвечать. Он шагнул к молчаливо застывшему между двух стражей преподобному отцу Этлау – вернее сказать, бывшему преподобному отцу.

– Ты согласен с ними? Ты тоже думаешь, что надо бежать?

Этлау поднял голову, облизнул сухие губы.

– Нет, Неясыть. Но…

– Тогда давай. Покажи хоть часть того, что я увидел под стенами Чёрной башни!

– Мы уходим, – перебил их понтифик. – Стража, увести осу…

– Погодите! – выкрикнул Этлау; и, словно разом обессилев, повис на руках бреннерских воинов. – Они всё равно нас достанут. И сотрут Аркин с лица земли. Библиотеки. Алхимические запасы. Артефакты…

– Святая Церковь сильна не этим, – перебил его предстоятель.

– Уберите негатор, – выдавил Этлау. – И… всё прочее.

Понтифик аж передёрнулся, метнув быстрый и злобный взгляд на Фесса. Этлау явно ляпнул что-то совершенно запретное.

– И что ты тогда сделаешь, еретик, отступник? – ядовито осведомился первосвященник. – Постараешься умертвить всех нас? Ведь там, в порту, – Клешни, слуги Той, кому ты теперь так верно служишь!

– Я больше не служу никому, – опустил голову Этлау. – И готов это доказать. Если только Он не отвернулся от меня…

В голосе отречённого Фесс услыхал настоящее, неподдельное, глубокое отчаяние, исходящее из самого сердца, как сказала бы его сентиментальная тётушка.

– Мы ударим вместе с некромантом. Корабли Клешней защищены от обычного стихийного волшебства и даже от заклятий начального уровня Святой магии…

«Неужели отлучённому от Церкви могущественнейшему чародею дадут вот так просто искупить вину? – В сердце Фесса шевельнулся холодок подозрения. – Да, он вроде как раскаивается… ищет дорогу обратно… Но как может понтифик, хитрая лиса, вот так взять и раскрыться перед тем, кого с таким трудом забили в железа?»

– Слушай меня, Неясыть. Я не знаю, насколько велика Её власть надо мной, не знаю, сколько сил Она мне оставила. Я буду молить Спасителя… И вы все тоже! – со внезапной яростью бросил он свите первосвященника. – Молитесь! Потому что иначе никому из нас отсюда не уйти! Ни живыми, ни даже мёртвыми! Неясыть! Неужто ты ничего не чувствуешь на этих кораблях?!

– Нет, – мрачно бросил Фесс. – Говори толком, Этлау, что ты задумал, чем я могу помочь?

– Святая магия являет собой полную противоположность некромантии, – глядя Кэру прямо в лицо налитым Кровью единственным глазом, проговорил Этлау. – Но Для придания устойчивости сложной системе как раз и необходимы противовесы. Твоя сила, твоя собственная, не позаимствованная ни у Тёмной Шестёрки, ни у Сущности, – как раз и может стать таким вот противовесом…

– Я бы порекомендовал вам не затягивать сию в высшей степени философическую беседу, – съязвил понтифик. – Она, конечно, очень интригует, но, государи мои, взгляните в бойницу!..

Тёмная фаланга галер неспешно придвигалась. Клешни не торопились, словно напоказ игнорируя альфу и омегу любой морской высадки: быстрота, быстрота и ещё раз быстрота. Бомбардировка продолжалась; чародеи на черно-зелёных кораблях пока не вступали в дело, если не считать того щита, которым они отбили посланный в их сторону огнешар.

За поднимающимися стенами пожаров, за рушащимися припортовыми кварталами, отданными на поживу ненасытному огню, тревожным набатом перекликались аркинские колокольни. Соборы, словно вечные, недреманные часовые, всё ещё били тревогу, хотя все, от мала до велика, в Святом городе знали, что происходит. Пожалуй, даже слишком хорошо знали – во всяком случае, мужчины предпочитали бежать вместе с женщинами и детьми, а не защищать свои очаги; там, где другие встали бы насмерть, вооружившись всем, что попадётся под руку, вплоть до ухватов и домашных колунов, – аркинские обитатели бежали. Быть может, именно оттого, что слишком хорошо понимали, кто пожаловал на их порог?