Гирлянда молитвенных флагов заколебалась. Хью посмотрел вниз. В дыму появились рваные просветы. На лицо повеял легкий ветерок.

— Еще не все закончилось. — Она произнесла это как прорицание.

— Да, — согласился он. — Вы всегда сможете вернуться. За каждым сезоном приходит следующий. — Именно так сказали ему рейнджеры. Но это была ложь, и он это знал.

Хью представил себе, как покорители больших стен, суровые мужчины вроде Огастина, его самого и Льюиса (какими они были много лет назад), перезваниваются друг с другом и шлют послания по электронной почте, составляя планы безотлагательной атаки на стену, не дожидаясь даже эвакуации погибших и раненых. На альпинистах можно было изучать теорию Дарвина. Во всяком случае, Хью всегда был в этом уверен. Побеждали самые сильные и способные. Целью было покорение непокоренного. В королевстве камня правила меритократия,[34]доказавшая свои права потом и кровью. И все же он искренне сожалел о потере Кьюбы. Она и ее подруги одолели этот маршрут. Они заслуживали большего, нежели краткое упоминание в чьем-нибудь описании более успешного восхождения.

— Мы звали вас, — сказала она. — И вы пришли.

Ее глаза начали понемногу затуманиваться, но она все еще сохраняла власть над той силой, которую Огастин так яростно ненавидел. Этот волшебный театр составлял врожденную часть ее существа. И это понравилось Хью.

— Да, я здесь, — улыбнулся он.

И вдруг вспомнил шепот, послышавшийся ему среди деревьев возле тела разбившейся девушки. А на следующее утро была песня в камне, слишком тихая для того, чтобы ее по-настоящему расслышать, но звавшая его в высоту. И выше на стене он не раз слышал среди ночи свое имя. Можно было подумать, что его действительно кто-то звал.

Ее взгляд вновь смягчился. Но она продолжала бороться с действием наркотика.

— Я не стала бы звать вас сюда просто так, — сказала она.

Он погладил ее по голове.

— Вы сами сказали это, Кьюба. Я не мог не прийти.

Она улыбнулась окровавленными губами и что-то пробормотала. Он склонился поближе, уверенный, что неправильно расслышал. Конечно же, она должна была сказать что-то ласковое.

— Что вы сказали?

Она повторила, снова почти любовным тоном.

— Ты круто обломался, Хью Гласс.

Он отдернул голову. Они вернулись к самому началу. Он — спасатель, она — полусумасшедшая женщина, живущая в мире призраков.

— Вам ни к чему бороться со мной, Кьюба. Вы спасены. Поверьте мне.

— Знаете, она говорит со мной, — произнесла она вместо ответа.

Хью посмотрел на то единственное, чем обладала Кьюба, на ее компаньонку — безжизненное тело. Затянувшееся объятие с Анди стало для нее губительным. Она, пожалуй, в самом буквальном смысле находилась в смертной тени. Эта девочка-дикарка еще много лет будет нуждаться в помощи психиатров.

— Не волнуйтесь, Кьюба. Она тоже пойдет с нами.

Ее лицо напряглось. Страх на минуту сделал его уродливым.

— Мы нужны ей не для этого. Она приходит и уходит, когда захочет. — Живая, добавил про себя Хью, потом мертвая. Ее воображаемая компаньонка. Сначала болтавшаяся на веревке, а теперь улегшаяся у нее на коленях.

Огастин продолжал переговоры по радио.

— Потом? Но это может затянуться на несколько дней. Положение критическое. Помощь нужна нам сегодня. Немедленно. — Последовала пауза, а потом он сказал: — Но ведь там должен быть хоть кто-нибудь.

Хью почувствовал, как у него екнуло сердце. Он раскрыл рот, чтобы спросить, что случалось. Но Кьюба вдруг схватила его за руку. Это немало удивило его.

Она напомнила ему Рэйчел, когда та в баре, накануне восхождения, читала его линию жизни. Правда, сейчас не было никакой мягкости, ничего похожего на флирт. Хватка музы была суровой. Ее рука оказалась побитой, мозолистой и твердой, как копыто. У него защемило сердце, когда он заметил, что три ногтя у нее склеены эпоксидной смолой — сломала во время восхождения. Ничего не могло остановить ее. Эта женщина была олицетворением силы духа.

Потом он увидел свежие ссадины от веревки на ее ладони и поразился еще больше. Вот она, разгадка тайны. Объяснение того, как мертвая женщина вернулась в разоренный лагерь.

Оставшаяся в одиночестве, полумертвая, Кьюба все же умудрилась найти в себе силы, чтобы вытащить веревку, на которой болталось тело Анди. Наверно, ее подтолкнул к этому начавшийся внизу лесной пожар. Она могла оставить труп висеть там, вне поля зрения, выкинуть его из головы. Но вместо этого Кьюба голыми руками спасла свою подругу от огня.

— Кьюба, вы сделали для нее все, что могли.

— Это большая жертва.

— Вы пожертвовали уже достаточно.

— Мы все — части целого. Нет ничего отдельного. Как свадебный банкет.

— Я понимаю. — Это был единственный ответ, независимо от того, что она говорила.

— Нет, не понимаете. — Она все шептала и шептала — словно осыпались хлопья ржавчины. — Она помогла мне выжить ради определенной цели.

Да, подумал Хью, и это было невыразимо ужасно. Труп хранил ее, она хранила труп. На протяжении всего этого нескончаемого кошмара они разговаривали друг с дружкой. Теперь кошмар закончился.

— Я позабочусь о ней, Кьюба. Ей всего-навсего хочется домой.

— Уже слишком поздно, чтобы идти туда. Слишком поздно.

— Мы уже почти дома. Осталось совсем немного.

— Она взяла меня в долг, — доверительно сообщила Кьюба.

— Анди? — растерянно спросил Хью.

— И ее тоже. И Кэсс. Нас всех только взяли в долг. Мы не просили, чтобы нас включали в это.

Он не хотел поощрять ее бред, но она повернула дело так, что спросить все же пришлось.

— Взяли в долг? Как это? Зачем?

— За фунт ее плоти.

Хью нахмурился. Огастин внизу умолк. Эта женщина оставалась все так же зациклена на происшествии в Серро-Торре, все так же яростно восставала против того, чтобы передать Огастину бренные останки его возлюбленной и своей подруги.

— Вы должны отпустить ее, — сказал Хью. — Все закончено.

— Скажите ей сами.

— Я говорю вам, Кьюба. Кроме вас, ее никто не слышит.

— Мы не просились участвовать в этом, — повторила она.

— Тогда позвольте этому закончиться.

— Вы не верите в грех?

Огастин пробормотал что-то неразборчивое. Хью почти физически ощущал себя стиснутым между ними. В качестве буфера он чувствовал себя крайне неловко, но ведь кто-то должен был довести дело до конца и не дать этим безумным детям угробить себя окончательно.