Приземлились они в густых лиловых сумерках и к тому же не на берегу, а где-то на лесной поляне, а потом долго-долго шли в кромешной темноте, пока не выбрались на открытое место — у моря. Оглядываясь вокруг, Таллури никак не могла решить, что следует сказать вежливого и приятного о том, что она видит перед собой. А сказать что-нибудь (как велел этикет) всё же следовало. Но господин Нэчи легко пришел на помощь:

— Все слова завтра. Сейчас — только спать. Я покажу твое жилище.

«Твое»? Она будет жить одна? Да нет, не то чтобы Таллури претендовала на непременную компанию господина командующего, но жить одной? В незнакомом и диком месте? К этому она не была готова! Но смолчала.

Господин Нэчи привел ее к небольшой хижине. Осветил фонарем — на невысоких сваях, под тростниковой крышей и даже с неким подобием веранды с гамаком, в небольшое квадратное оконце забралась лиана, привольно кинув свои сочные стебли по стене, — хижина, надо признать, выглядела очень уютно. Внутри нашлась постель (соломенный тюфячок с наброшенным на него пестрым тканым покрывалом и со множеством смешных подушек разного размера и формы), крепкие новые циновки, столик-треножник.

Господин Нэчи поставил у ног Таллури корзину:

— Здесь хлеб, пресная вода, овощи. Ты сможешь поужинать. Отдыхай, — он направился к выходу.

«Не уходите!»

— Я буду здесь неподалеку. «Мне одной страшно!»

Он оглянулся от порога нетерпеливо:

— Если что-то случится, хотя здесь это практически невероятно, или хотя бы напугает тебя, сообщишь мне телепатически.

— Хорошо, господин Нэчи.

«Меня зовут Дит-Орис».

«Я попробую… потом».

Он улыбнулся и вышел.

Таллури разложила вещи. Спать, конечно, хотелось, это правда, но и есть тоже. Она покопалась в корзине — отличные вкусные продукты и кувшин с водой, — выбрала душистую лепешку, овощи. Пожевала. Спать расхотелось.

Где-то в глубине здешнего загадочного леса размеренно и неспешно посвистывала ночная птица, с противоположной стороны доносился ритмичный шорох волн, ветерок, втекая сквозь неприкрытое окошко, наполнял жилище непривычной, но приятной смесью запахов — моря, цветов и… чего-то еще.

Таллури вдохнула поглубже и закрыла глаза, чтобы лучше разделить запахи: вот этот — цветочный, и цветок где-то совсем рядом, может быть, прямо за окном, этот — соленый бриз с берега, этот — разогретая смола близкого леса, а этот… Горький, пряный, дымный — что это?

Таллури вышла и, как по дорожке, отправилась по шлейфу запаха. Он вывел ее прямо на берег — шум волн усилился, ее сандалии увязли в песке. В кромешной темноте, где-то впереди, у самой воды мелькнул огонек, исчез, опять появился, вычерчивая короткую линию, — трубка господина Нэчи.

Он мгновенно уловил движение у себя за спиной:

«Что тебе нужно?»

«Могу я немного побыть здесь, с вами?»

«А тебе не пора ли спать, детка?» — в его голосе мелькнули досада и неудовольствие.

«Мне не хочется, и я не буду вам мешать».

«Оставь меня!» И через долгую паузу: «Пожалуйста».

Таллури не обиделась: она почувствовала, что ему необходимо остаться наедине со своей болью, и он боится, что эта боль опять заявит о себе, прорвется, обнаружит его чувства. И Таллури тихонько ушла.

Утром, едва рассвело, громко запели-заперекликались птицы, зашумел лес, хижина наполнилась радостным светом, и Таллури выбежала наружу — поприветствовать Солнце, новый день. И осмотреться.

Местность выглядела необыкновенно привлекательной. И дело было не столько в том, что лес был красив и уютен, что белый песок на берегу оказался невероятно чист, и казалось, сами боги украшали этот рай всевозможными цветами, — дело было не столько во всем этом, сколько в том, что заповедник совершенно явственно излучал энергию абсолютной безопасности. Таллури просто почувствовала это всем своим существом.

Навстречу ей шел господин Нэчи. На его лице не читалось и следа ночной тоски. Будто омытые утренним светом, глаза казались бездонно синими. Но Таллури чувствовала, знала, что его боль, горькая и неизбывная, таится в самой глубине этих глаз, как ядовитая змея, свернувшаяся опасной спиралью, готовая распрямиться в любую секунду и ужалить в самое сердце.

Он нес за хвост крупную рыбину.

— Ясное утро, детка. Вот наш завтрак. Сумеешь приготовить?

— Приготовлю. Только мне нужен костер.

Он развел огонь, а Таллури зажарила его добычу. Ей казалось, что ничего вкуснее она в жизни не пробовала. После завтрака, махнув рукой в сторону леса, он сказал:

— Ты можешь гулять, где хочешь. Или остаться здесь, — он кивнул на море, — купаться, например. Впрочем, я не знаю, как отдыхает теперь молодежь. В общем, делай, что тебе нравится.

— А вы?

— Я? — он удивился. — Что, собственно, я?

— Простите, — Таллури смутилась, подумав, что ему совсем не хочется разделять с ней компанию. Да и своими пла— нами он не намерен с ней делиться. — Простите, я лезу не в свое дело.

Он задумчиво посмотрел на нее, размышляя, кажется, уже о своем, и отвернулся.

Под пологом леса было прохладно и немного влажно. То тут, то там вскрикивали неведомые птицы, упруго шелестела листва, но, в общем, было тихо. Таллури с любопытством оглядывалась по сторонам: совершенно новые растения, незнакомые цветы. Проложенных троп здесь, разумеется, не было. Но, пробираясь в зарослях, Таллури вскоре отметила, что перемещается почти без труда: через более или менее равные расстояния ей попадаются свободные от спутанного подлеска полянки, с которых можно было разглядеть-наметить следующий «переход». Еще через какое-то время она поняла, что такой «переход» от полянки к полянке вполне определенно ведет ее в одном направлении, а именно — в восточном.

На очередной полянке Таллури неожиданно почувствовала под ногами не столь уж мягкую, как доселе, почву. Вгляделась — под пружинистыми пучками травы, если ее раздвинуть, обнаружилась мощеная кладка! Камни были округлыми, как яйцо, и ровными. И по размеру — она померила травинкой — одинаковые! Очевидно, кладка была очень старой, если не сказать — древней: меж камней, заполонив корнями все щели, проросла трава, раздвинув и нарушив некогда геометрически выверенные, строгие ряды кладки. Таллури погладила булыжники — несмотря на паутинные трещинки, они оказались невероятно гладкими.

Здесь, с этой полянки, открылось, что лес стал значительно реже и земля полого пошла вверх. Участки каменистой кладки стали попадаться все чаще, а ландшафт все больше холмился. Таллури вгляделась вперед: за деревьями просматривался уже вполне крутой подъем.

Она пошла вверх, не отводя завороженного взгляда от открывающейся перспективы. И тут же споткнулась. Ее удивлению не было конца: ступенька! Выщербленная осыпавшаяся в мелкие камешки по кромке, едва угадываемая под спутанной порослью трав — но это была несомненная ступенька! Чуть выше — другая, дальше — еще одна. Ступенек не хватало, и сильно не хватало, но уцелевших было довольно, чтобы убедиться: Таллури обнаружила лестницу! И она не могла не отправиться туда, куда вели эти таинственные ступени.