Словно послушная его словам, буря действительно стала стихать так же стремительно, как разразилась. Видимо, таковы были здешние грозы, мощные, но недолговременные. Успокоенная, Таллури высвободила из покрывала руку и взяла то, что господин Нэчи протягивал ей, — цветущий торнахо!

Багряный бутон на высоком тугом стебле распространял дивный аромат. Цветущий торнахо был прекрасен: семь нежных лепестков, чуть более темных у основания и светлеющих к острым краешкам, только-только начали раскрываться, и в темноте было видно, что изнутри они светятся. Бутон светился, будто меж лепестков был зажжен крохотный светильник!

Где-то по пути господин Нэчи прихватил кувшин с широким горлом, и они вышли подставить его под последние стекающие с крыши ручейки. Наполнив кувшин свежей водой, поставили туда сияющий торнахо. Убедившись, что Таллури успокоилась, и поправив сбитую дверь и крышу, господин Нэчи ушел, сообщив уже от двери:

— После урагана приходят холодные ветра, — он задумался на мгновение. — В этом году что-то раньше обычного. Надо собираться в обратный путь, детка.

* * *

Университет, друзья…

Все прежние заботы — учеба, работа, общение не трогали сердце, как прежде. День за днем, с утра и до вечера, Таллури «проживала» свои каникулы в заповеднике «Срединные Острова»: теплое, чуть соленое озеро, поляна бабочек, цветущий торнахо, город Звездных гостей, их величественный храм и Статуи… И что-то еще, что постоянно присутствовало в этих воспоминаниях. Что?.. Господин Джатанга-Нэчи — командующий императорским Особым корпусом, альв-полукровка, аристократ, «жрец войны». Ее невозмутимый общественный покровитель и тот, кто называет ее «детка» и «зверек»…

Куда было ей теперь деться от этих глаз цвета штормового моря, от шрамов во всю скулу, от его пальцев, прикасавшихся к ее губам? А от цветка торнахо, который Таллури привезла с собой, и теперь плыл и плыл по комнате изысканный аромат, до боли знакомый и родной.

Таллури приходила с работы или учебы и ложилась лицом к стене. Чтобы уснуть, а может — просто чтобы никто не трогал: так легче было переносить боль, заполнившую не то что душу, а всё ее существо — мысли, сердце, зрение, слух, осязание… Иногда она доставала его портрет, сделанный некогда чуткой рукой Эннеи: сумрачный взгляд, летящий излом брови, сжатые, словно от боли, губы. Всматривалась, чтобы снова и снова спросить его и себя: «Кто ты? Зачем ты пришел в мое сердце?» Но «отпусти» не говорила. Нет, не говорила.

С портретом в руке ее как-то застала Рамичи. Молчала весь вечер, но под конец не выдержала:

— Он вдовец и военный.

— Знаю. И больше того знаю.

— Он дал обет безбрачия, Таллури.

— У меня нет надежды. И это знаю.

— Таллури, есть еще одно. Даже если по какой-то невероятной причине с него снимут обет, а он должен для начала и сам того захотеть, есть непреодолимое препятствие — слишком большая разница у вас в возрасте. По нашим законам он не может быть старше тебя более чем на двенадцать лет, а он старше — на семнадцать. Это непреодолимо!

— Рамичи, о чем ты? Я не знаю никаких законов и знать не хочу. Но проблема совсем в другом.

— Да в чем же еще, о Единый?

— Я для него — ничто. Ребенок. Зверек. Пустое место.

— Сумасшедшая! Сходи к Энгиусу. Он вразумит тебя.

К Энгиусу? Конечно, к Энгиусу! Как это она ни разу не вспомнила про опекуна-наставника? А ведь он обещал ей по крайней мере, еще одну, последнюю встречу. Самое время использовать ее.

Ответ на ее телепатему-просьбу пришел странный: «Чем быстрее, тем лучше. Они уже рядом». Таллури собралась быстро. И Климий с латуфой не отказал.

— Да что с тобой такое? — спросил он, когда они оторвались от земли.

— М-м?.. — Таллури не поняла его.

— Ты не ответила мне. Я спросил насчет твоего традиционного круга над Городом. Сделаем? Время есть.

— Зачем? — рассеянно спросила она.

— Так, — заключил Климий, — что-то совсем небывалое. Ладно, не хочешь — не говори.

Она и не говорила. Промолчала всю дорогу: и когда они летели над Трассой, и когда Климий по памяти снизился в нужном месте, и когда он что-то говорил насчет того, что отпускать ее в таком состоянии опасно. Она толком не слушала его. И очень удивилась, обнаружив его в лесу у себя за спиной:

— Ты зачем идешь за мной?

Климий посмотрел на нее как на больную и терпеливо объяснил:

— Я «спросил» Энгиуса, могу ли проводить тебя до его пещеры. Он «ответил»: «Поспешите». Я и тебя спрашивал. Ты сказала: «Мне все равно».

— Не помню, — она безучастно пожала плечами. — Впрочем, как хочешь. У меня не получается дозваться Ечи, так что добираться долго и ночевать придется в лесу. В темноте по тропе наверх мне не пройти. Провожай.

Ночлег Климий устроил сам. Таллури сидела на земле, поджав и обхватив колени, и апатично смотрела, как он собирает большие ветви для шалаша. Потом смотрела, как он заготавливает сушняк для костра, с запасом. Потом — как он стелет плащи под пологом устроенного шалаша. Всё, что он делал, не казалось ей таким уж необходимым и даже немного беспокоило. Ей подумалось, что будь она сейчас одна то просто легла бы под ветвистое дерево, закутавшись в плащ, и молча, без помех, думала бы о господине Нэчи. А Климий создавал суету и отвлекал. Но он был так добр, что сердиться на него совсем не хотелось.

Он пригласил ее перебраться в шалаш, где у входа уже потрескивал небольшой костерок. Таллури переместилась на расстеленный им плащ и легла на бок, поглядывая на рыжие язычки пламени сквозь полуприкрытые веки. Впрочем, спать не хотелось вовсе. Просто надо было лежать вот так без движения, чтобы сердце не переполнялось мыслями о господине командующем, называющем ее деткой, аристократе со шрамами на скуле, альве с глазами цвета… Не двигаться, чтобы сердце могло удержаться на своем месте.

— …и, конечно, уедут. Да я уже свыкся с этой мыслью, — донеслись до нее слова Климия.

— С какой мыслью? — заинтересовалась Таллури.

— Что они уедут, — удивленно посмотрел на нее Климий. — Кто?

Климий посмотрел на нее странно.

— Ты знаешь, — с обидой произнес он, — если ты не хочешь слушать, не слушай. И незачем будет переспрашивать.

— Ли-и-им, — она просящее потянула его за рукав. — Повтори, пожалуйста, что ты рассказывал. Что-то про брата?

— Что-то про брата, — буркнул Климий.

Таллури стало жалко, что он тратил время на беседу, а она не слушала. Она придвинулась и ткнулась лбом в его колено:

— Лим, я поняла, брат уедет, когда женится на Рамичи. Так?

— Ну, так, — Климий оттаивал.

— Видишь, я только в конце отвлеклась, — слукавила Таллури. — Нэф уедет, а я останусь. Мне-то ты тоже брат?