Мысли разбегались; это мешало проследить всю цепочку: украденный младенец – снятый Турникет – раздваивающийся коридор – счастливчик – нулевая горизонталь – адский поезд… Что дальше?

Я знал, что дальше. Надо вести себя так, словно ничего особенного не произошло. В этом спасение от безумия, которое, возможно, уже поджидало меня в гудящей тьме за окнами – летело, неузнаваемое и леденящее, рядом с вагоном и представляло собой вполне реальную угрозу…

Я подошел к Сирене и, несмотря на направленный мне в живот ствол, влепил ей пощечину.

Наверное, я совершил единственно верный в данной ситуации поступок. Проявил здоровый мужской шовинизм. Во всяком случае, ее это убедило. Она поверила в то, что я – это я. «За что?» – спрашивал ее умоляющий взгляд. Я еще не придумал, что делать с парнем, поэтому сначала объяснился с нею. Очень коротко.

– Больше так не делай, – предупредил я ласково, наклонившись к жене и дотрагиваясь до почти лысой головки нашей девочки. – А про нее ты подумала, тупая стерва?

Жадное непрерывное сосание казалось каким-то механическим бессознательным движением, обреченным на однообразное повторение подобно биению сердца. При этом дитя спало так же крепко, как счастливчик. И на обоих не было ни царапины. Это казалось сверхъестественным. Я ни секунды не верил в то, что парню просто повезло. Он знал некую тайну, секрет неуязвимости. И хотя бы ради этого стоило сохранить ему жизнь. Пока.

Я разорвал тряпки на полоски и связал парню руки за спиной. Для этого пришлось сбросить мерзавца на пол, но он не проснулся и даже легкая тень не омрачила благостного выражения на его роже. Он был совершенно расслаблен. Если бы не дыхание… Я сомневался, что он вообще когда-нибудь проснется. Теперь ни в чем нельзя быть уверенным.

Я принюхался. Этот странный парень пахнул, как младенец. И это был его собственный запах, а не приобретенный в результате тесного контакта с Сиреной.

Заодно я обшарил его карманы. Нашел колоду карт – примерно таких, какими гадает старуха из оазиса Дельфы, – немного жевательной дряни в плоской металлической коробочке и связку ключей необычной формы. Вот и все. Ничего похожего на оружие. Я и раньше подозревал, что дуракам везет, но не до такой же степени! А везет ли самоубийцам? Скоро проверим…

Гораздо больше меня беспокоила судьба девочки – если, конечно, это вообще наша девочка. Я не стал выяснять пол младенца прямо сейчас. Сирена вела себя странно – словно все, кроме питания сосунка, потеряло смысл – и намертво вцепилась во вновь обретенное сокровище. Ее черные глаза настороженно следили за каждым моим движением. Откровенно говоря, я никогда не думал, что Сирена может превратиться в обузу, но сейчас все выглядело именно так.

– Не задуши ее, идиотка, – буркнул я и отвернулся.

Поезд начал…

Следующая станция оказалась сумрачным гротом; по платформе стелился густой зеленоватый туман, а сверху, из темноты, свисали перевернутые шпили с неподвижными флюгерами в виде плоских человеческих фигур. Однако, присмотревшись, можно было заметить, что фигуры не вполне человеческие.

Пока поезд тормозил, наше замедляющееся движение очень напоминало полет во сне. Давненько мне не снилось ничего подобного, но ощущение запомнилось навсегда. Полуобморочное от агорафобии скольжение между жестяными фигурами, словно сплющенными небытием; и сам я – уродливая, черная, слишком тяжелая птица, летящая в поисках утраченного гнезда…

В глубине грота что-то мерцало. Когда изменился ракурс, я внезапно узнал Маятники Лимба, которые кромсали пространство своими сверкающими безжалостными плоскостями в неизменном, всегда неизменном ритме. Я впервые видел их уходящий в бесконечность ряд с другой стороны, как бы с изнанки. Значит, их были тысячи, если не десятки тысяч! А ведь там, на второй горизонтали Монсальвата, людей, сумевших преодолеть восемь маятников, можно было пересчитать по пальцам одной руки. В Лимбе проходили специальную подготовку и тренировались мастера Гильдии убийц. Рядовые члены сдавали экзамен на зрелость с риском для жизни.

До девятого Маятника дошли двое. Один из них был уже мертв.

До десятого не дошел никто.

Лично я не добрался бы и до пятого, не говоря уже о Сирене с детенышем. Поэтому не было ни малейшего смысла вылазить здесь. Мы сидели и молча ждали, пока закроются двери и поезд отправится дальше.

Вскоре девочка перестала сосать молоко и теперь просто спала. Наконец-то я приложился к другой груди Сирены. Она тоже была зверски голодна, и чуть позже мне пришлось поделиться с нею своим протеином. Никакого секса, только взаимная услуга.

Я опять становился зависимым и уязвимым. Куда денешься от круговорота веществ, в котором все мы – лишь питательная смесь на костях! У меня было немного времени, чтобы подумать об этом. Я прекрасно осознавал собственную ограниченность и обреченность. Подозрение относительно тотального искажения и даже извращенности давно не покидало меня. А что вообще осталось неискаженным здесь, в этих норах, кроме пугливых призраков счастливого прошлого, прячущихся в наших мозгах, кроме маленьких, отторгнутых и больных частей нас самих?

Я часто ощущал себя конечностью, отделенной от тела, которая все еще судорожно подергивается, но связь с управляющим разумом уже непоправимо нарушена и смысл движений утрачен. Отрубленная рука мучительно пытается «вспомнить» (а вспоминать-то нечем!), зачем она, например, держала оружие и против кого это оружие было обращено. Или взять еще меньше – отрезанный палец. Просто так, по недоразумению. Несчастный случай. Всего лишь палец. Что он без тела!

Где мое тело? Где мое настоящеетело?! Скажи мне, ЕБ, хотя бы, где спрятана моя погубленная душа?…

Мы с Сиреной – два мизинца в стеклянной банке. Два мертвых страшных мизинца…

СНЫ ОБОРОТНЯ: СПУТНИКИ ЖИЗНИ

Конечно, у каждого был зловещий спутник – но не обязательно злой. Понять, кто из двоих является смертью, было не так-то просто. Однажды Парис встретил парня, которого сопровождал черный пес. Молодые люди сразу почувствовали взаимную симпатию. Парис когда-то любил похожего юношу в Илионе…

Выяснилось, что им по пути и у них много общего. Они проговорили до глубокой ночи. Парис решил, что наконец нашел родственную душу. В парне угадывалось что-то надломленое, даже трагическое. Еще бы – ему не повезло с сопровождающим. Четвероногая тварь была на редкость уродливой и свирепой. Казалось, никто и ничто не может справиться с нею.

Однако наутро Парис обнаружил черного пса околевшим, а парень бесследно исчез.

Он завидовал тому псу. Он видел стариков, которым достались в спутницы красивые юные девушки; иногда попадались парочки – мужчины и женщины более или менее подходящего возраста, которые выглядели как счастливые любовники, созданные друг для друга. Эти демонстрировали полное слияние и взаимопонимание, невозможное между людьми.