Но ждали Александра и приятные сюрпризы. Он был поражен отзывчивостью городского муниципалитета – Камары. Когда он по недоразумению указал неправильный номер счетчика воды (и оказался должен платить шестьсот евро в месяц вместо ста), то письма, написанного на имя мэра, оказалось достаточно, чтобы уже через три дня (!) пришел чиновник и быстро во всем разобрался. И никаких особых бюрократических рогатин и – самое удивительное для нашего человека – никаких взяток. Ни на одном этапе. Как странно, правда?

Тем временем у неутомимого искателя приключений появился якорь. Здесь, на Мадейре, он познакомился с очаровательной украинкой Наташей. Вскоре после того как они поженились, появился на свет и новый украинский мадерьянец – Алеша.

Теперь они работали вдвоем, но хотя трудились не покладая рук, дело шло туго. Трудно конкурировать с десятками, сотнями ресторанов вокруг.

В своем ресторане-кафе они одно время пытались работать на российско-украинских туристов, и даже в большей степени – на обслуживающий персонал круизных теплоходов, чуть ли не ежедневно заходивших в фуншальский порт. Поэтому готовили и селедку под шубой, и салат оливье, и борщ, и даже котлеты в русском понимании этого жанра, то есть изготовленные из мясного фарша. Но потом вдруг этих постсоветских сотрудников как ветром унесло, новых контрактов они не получили (по крайней мере, на мадерьянском направлении). А туристам котлеты с борщом в ресторане на экзотическом острове оказались не очень интересны. В общем, в годину кризиса найти какую-то оригинальную нишу Александру с Натальей так и не удалось… Такую нишу, которая удовлетворила бы неугомонного Александра. «Нет, все ничего, все в порядке, все нормально…», – говорит он, и я слышу в конце фразы непрозвучавшее «но…».

Все чаще задумывается непоседливый Александр о новой эмиграции, о новой перемене участи и страны, почему-то особенно его тянет в Норвегию…

А жаль, если они с Натальей и Алешей уедут. Для нас они как-то незаметно стали неотъемлемой деталью мадерьянского «пейзажа».

Но всем в эту кризисную годину нелегко. Вот и очаровательная Яна Лоскутова (какие у нее красивые, зеленые глаза, на всем острове таких не сыскать!) тоже бьется, сражается за каждый евро в своем туристическом агентстве, а сегодня все больше сосредоточивается на работе с недвижимостью.

С Яной мне было интересно поговорить не о ее скромном бизнесе, а вот о чем: каково это было симпатичной украинке с русскими корнями, из города Днепропетровска, вполне себе укорененной на родине, вдруг взять и очертя голову нырнуть в совершенно чужое общество. В чужую, непонятную, загадочную среду! Не зная языка, не понимая нравов, привычек, традиций, вообще понятия не имея, что это еще за Мадейра такая.

Яна отвечает не сразу, задумывается, что-то такое мелькает в ее изумительно зеленых миндалевидных глазах…

«Да, – говорит, – сомневалась, колебалась до последней секунды. В буквальном смысле слова до последней. Стояла, что называется, уже под венцом и думала: что это я делаю? Вообще, и период ухаживания, и свадьба – все было невероятно странным. Сюр! У меня английский был совсем слабенький, а у него – в два раза хуже. Англичане бы услышали – животы бы надорвали от смеха, если бы поняли, конечно, на каком это языке эти два человека общаются, собираясь, ни много ни мало, создавать семью. И вот так, наполовину жестами, объяснялись в том числе и тогда, когда я попросила прояснить серьезность намерений. Он не сразу понял, конечно, потом растерялся. Подумав хорошенько, сделал предложение на ломаном английском. Ну и тут я его еще раз удивила: сказала, что теперь мне надо подумать. Он совсем обалдел. Но я действительно думала. И все то время, пока свадьба готовилась, и даже уже в Праге…»

Я слушаю Яну и думаю: ну надо же! Какие же два удивительных, отважных человека! Оба не фрики какие-нибудь, оба – достаточно хорошо устроенные, каждый в своем обществе. Она – экономист, кандидат наук. Он – коммерческий директор пивоваренной компании. А общества, к которым они принадлежат, бесконечно далеки друг от друга по всем показателям. Просто две разные планеты, ей-богу. И вот вдруг взять и прыгнуть в чужую ледяную воду… Чаще всего из таких авантюр ничего хорошего не получается. Но это, кажется, счастливое исключение. (Стучу по дереву, чтобы не сглазить.)

«А почему в Праге?» – спохватился я.

«Потому что там меньше всего формальностей… бумажек в несколько раз меньше надо было собирать, чем в Украине или в Португалии… и как-то психологически проще – как будто на нейтральной полосе…»

«Ну и скажите откровенно, не жалеете?»

Яна отрицательно качает головой.

«Точно?»

Секунду она как будто вслушивается во что-то внутри себя. И потом уже уверенней говорит:

«Нет, не жалею. Нет, точно не жалею! Глупо жалеть».

«А он не жалеет?»

Яна смеется. Ну, действительно смешно…

Но поначалу ведь тоже сомневался и колебался. Оба боялись. Будущий муж приезжал на Украину с Мадейры, как из теплицы – в буквальном и в переносном смысле.

«Это сейчас, в кризис их тут немного потрепало, а до того – жили как в каком-то коконе благополучия. Ну, и климат… В марте в Киеве он в кедах на босу ногу ходил, как привык на Мадейре, – и замерзал как цуцик. Потом – в Днепропетровске каждый день что-нибудь происходило: то дома взрывались со множеством жертв, то еще что-нибудь в этом роде… Потом попил водички из-под крана, как делал на родине, и получил понос. А летом на Украине было градусов сорок, так он тепловой удар заработал с непривычки, ведь на Мадейре выше тридцати почти никогда не бывает… Но особенно его шокировали диковинные для него отношения между людьми: он чувствовал разлитую в воздухе напряженность, хотя и не успел испытать ее на своей шкуре. Так что как ему, бедному, было не сомневаться? Но виду храбро не подавал».

«А что было потом?»

«А потом…»

Яна опять на секунду задумывается, вспоминает что-то. Улыбается чему-то еле заметно, как бы про себя.

«Вот что было удивительно: старшие братья и их жены сначала посмеивались над ним, что он вздумал себе новую (после развода) жену искать в столь далеких и экзотических местах, но я об этом ничего не знала… Когда я появилась, меня приняли очень радушно, не показывали, что я для них – чужая. Психологически поддерживали, и это очень помогло. Очень… Но вообще, конечно, было и странно, и трудно. Но ничего, приспособились, притерлись. Через пару лет я уже достаточно уверенно чувствовала себя в португальском, стала русский преподавать местным… Представляете, с украинским акцентом они у меня разговаривают на языке Пушкина… Потом ребенок появился, а ребенок скрепляет семью…»

Подумав еще немного, Яна говорит то, что как будто кажется ей самым важным:

«У нас конфликтов практически не бывает. Спорит иногда, чуть-чуть, может быть раздражается, если не согласен, но даже голос ни разу не повысил. Ни единого раза! Однажды только два дня со мной не разговаривал, когда я разбила его любимый черный кабриолет, не вписалась в поворот перед гаражом. А потом все равно простил…» (Кстати, кабриолет успешно отремонтировали! Яна ездит на нем до сих пор, могу засвидетельствовать: машина выглядит и по сию пору очень даже элегантно).