Немецкие епископы никогда не протестовали против преследования евреев в 1933–1945 годах, но после войны они единодушно вопрошали: можно ли мстить ни в чем не повинным людям? Хотя в Библии и сказано, что такое мщение недопустимо, но то, что было сделано в Европе в отношении чехов, поляков, русских и евреев, тоже не имеет прецедентов в мировой истории. Гаррисон П. Солсбери, автор книги «Россия при Сталине и после», говорит: «Удивление вызывает не то, что немцы потерпели поражение в России, удивительно, что многие из них уцелели, или им было позволено уцелеть».

Здесь мы должны напомнить читателю о том, что говорил Уинстон Черчилль в период с 1941 по 1945 год. Он говорил, что многие гордые и некогда счастливые нации, подавленные грубой силой прусского милитаризма, возненавидели само имя национал-социализма больше всего на свете, что расстрельные команды убивали голландцев, норвежцев, французов, бельгийцев, чехов, сербов, греков каждую неделю; что преступления, совершенные против поляков, разрушение их домов, оскорбление их религии превзошли все, что было сделано нацистами в других странах; что глубокая ненависть к немцам была возбуждена гитлеровской армией и гестапо и эта ненависть на столетия сохранится в памяти человечества; что немецкий Генеральный штаб надо было уничтожить еще после Первой мировой войны; что дышащие местью нации набрасываются на врагов и уничтожают самую гнусную тиранию из всех, какие когда-либо становились на пути человеческого прогресса; что именно героическая русская армия вырвала кишки из немецкой военной машины; что евреи претерпели неслыханные страдания от рук нацистов.

После войны Брайан Коннелл писал: «Славяне выместили копившуюся столетиями злобу на современных немцах, убивших миллионы поляков и евреев на фабриках смерти в Маутхаузене и Освенциме. Десять миллионов немцев заплатили жизнями за бурю, посеянную Гитлером». Боннский корреспондент лондонской «Таймс» писал 6 января 1959 года, что «нигде не говорится ни слова о миллионах несчастных, угнанных из своих домов, о массовых убийствах, совершенных немцами. Забыв о жертвах Гитлера, они громко кричат о своих собственных страданиях. Месть чехов и поляков немцам после войны подчас была ужасной, но здесь не задумываются над причинами и следствиями. В стране, где, вероятно, больше христиан, чем в любой другой европейской стране, отсутствует понятие воздаяния за грехи». Малоизвестный, несмотря на то что он был одним из немногих честных немецких профессоров, оставшихся в нацистской Германии, Карл Рейнгардт сказал в 1955 году: «То, что мы делали с другими, сделали с нами». Deutsche Blatter, южноамериканская газета, издававшаяся немецкими эмигрантами, написала в 1944 году: «Теперь народ России, его огромная армия вторглись в нацистскую крепость, неся с собой месть и страшное воздаяние! Эта армия прошла тысячи километров и на каждом шагу не видела ничего, кроме опустошения, следов истребления и человеческой жестокости. Солдаты этой армии знают, что означает война на уничтожение, которое нацисты довели до совершенства».

Одна русская женщина, сосланная в Воркуту, сказала немецкой женщине, отправленной туда же в 1945 году: «Немцы считали нас животными, а не людьми. Унижения, которые нам пришлось пережить, были слишком ужасными, чтобы не разбудить во всех нас, какими бы врагами нашего режима мы ни были, чувство мщения». Такова, к сожалению, человеческая природа.

Русские не всегда мстили немцам. Госпожа Лали Хорстман, мужа которой увели и, вероятно, убили русские солдаты, видела из окна своего дома, расположенного в восточном пригороде Берлина, как один русский солдат слез с велосипеда и предложил его изможенному немецкому военнопленному и даже помог ему сесть в седло. Никто никогда не видел, чтобы немецкий солдат сделал то же для русского военнопленного. Теолог Гельмут Гольвицер говорит, что система «полного беззакония и унижения человека, превратившая в ад немецкие концентрационные лагеря, совершенно отсутствовала в русских лагерях для немецких военнопленных». Гольвицер знает, о чем говорит, так как сам провел несколько лет в таком лагере. Они очень хвалили русских врачей и медицинских сестер, среди которых были и евреи, самоотверженно помогавших немецким пленным. Некоторые врачи и сестры заражались тифом и сами умирали.

После Первой мировой войны для большинства немцев история Германии словно бы началась с Версальского договора; для большинства сегодняшних немцев история Германии начинается с 1945 года. Они забыли, что еще совсем недавно миллионы людей исступленно кричали «Хайль Гитлер!», «Вся власть фюреру!», «Мы будем маршировать до тех пор, пока все не разлетится вдребезги. Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра – весь мир».

Фельдмаршал Монтгомери сказал в мае 1945 года адмиралу Фридебургу, что может принять безоговорочную капитуляцию немецких войск Западного фронта только в том случае, если на Восточном фронте немецкие армии капитулируют перед русскими. Когда Фридебург выразил опасение, что русские могут перебить всех немцев, Монтгомери ответил, что об этом надо было думать до нападения на Россию. Величайший немецкий драматург Шиллер сказал устами представителя угнетенных швейцарцев Вернера Штауффахера:

Нет, есть предел насилию тиранов!

Когда жестоко попраны права

И бремя нестерпимо, к небесам

Бестрепетно взывает угнетенный,

Там подтвержденье прав находит он,

Что неотъемлемы и нерушимы,

Как звезды человечеству сияют.[6]

Немцы, сознание которых было изуродовано фюрером, растоптавшим все союзы и соглашения, кроме соглашения с дьяволом, серьезно надеялись в 1945 году, что западные страны предадут своего русского союзника и позволят немцам продолжать войну с Россией. Гитлер был первым, кто сказал, когда все уже было потеряно, что он заключит сепаратный мир с тем противником, который первым дойдет до Берлина, – с русскими или с союзниками, – чтобы продолжать воевать с другим. Папен, один из главных преступников, попытался обратиться с подобным проектом к Рузвельту. Генерал-полковник Рендулич, один из самых фанатичных австрийских национал-социалистов, сидевший в тюрьме за свои нацистские симпатии еще при правительстве Дольфуса, предложил свои услуги в борьбе с Россией взявшему его в плен американскому генералу. Гитлеровский писатель Бруно Брем писал после войны: «Все честные [!] люди в Германии до последнего момента надеялись, что им позволят обороняться от восточных варваров». Гудериан после войны говорил о своих надеждах на то, что Запад заключит с Германией перемирие, что позволило бы «обороняться оставшимися армиями от восточного противника». Герман Гессе сказал немцам после войны: «Вы проиграли вашу безумную и дьявольскую войну с соседями, потому что немецкая жажда завоевания и убийства в который уже раз стала невыносимой для всего мира». Доктор Пехель, проведший три года в концентрационном лагере, говорит, что «безумная радость большей части немецкой нации» закончилась «полным крахом, стоившим жизни миллионам людей, грозившим самому существованию нации и навлекшим на нее заслуженную ненависть всего мира». Поэт Ганс Бранденбург называет Гитлера «могильщиком и растлителем Германии». Профессор Вальтер Хофер говорит: «Третий рейх не продержался тысячу лет. Но и двенадцати вполне хватило на то, чтобы уничтожить результаты тысячелетнего развития».