Она, естественно, рассердилась:

— Взгляните на эти машины. Они доберутся до нас в любую минуту. Я никогда не видела ничего подобного, а вы?

— Я тоже. Но почему вы…

— Пари держу, они дорого стоят. Возможно, сделаны в Техасе, как все лучшие военные игрушки, и доставлены сюда по одной из республиканских линий, что идет через Юту. А это тоже недешево.

— Мадам, уверяю вас, у нас чисто гражданская миссия…

— О да, а я ваша матушка! — чуть не заорала она на него. И снова ткнула пальцем в окно, туда, где на бешеной скорости неслись — хотя отсюда пока казалось, что ползли, — по низкой траве прерий диковинные машины. — Посмотрите на них! Они знают! Знают, что пассажиры — блеф. Они нацелились на локомотив и служебный вагон или на тот, что после служебного. И я требую, чтобы вы, капитан Макградер, сказали мне… почему?

Капитан поежился и медленно проговорил:

— Вы — лицо штатское, и все это — не ваша забота.

— Я — женщина, застрявшая в этом треклятом поезде с вами и вашими парнями, а другие парни собираются открыть по нам огонь, и уверена, что это — все же моя забота!

В этот момент жужжание спереди объявило о том, что системы обороны «Дредноута» пришли в действие и что сейчас орудия на бортах паровоза готовятся к бою — и разворачиваются пулеметные ленты.

— Капитан! — воскликнула Мерси.

Она не знала, что вложила в это слово — то ли мольбу об информации, то ли требование инструкций, но времени ни на то ни на другое уже не осталось.

Дернувшись так, что первая пара пассажирских вагонов покачнулась, «Дредноут» открыл огонь, осыпая землю пулями, от которых в песке оставались неглубокие ямки. Механизированные трехколесники, едва войдя в зону досягаемости орудий «Дредноута», тут же принялись вилять влево-вправо, оказавшись неожиданно устойчивыми и действуя невероятно слаженно для таких быстроходных агрегатов. Мгновение — и строй машин восстановился, и они снова помчались прямым курсом.

— Возвращайтесь в свой вагон и не высовывайтесь, — велел капитан, и в этот момент машины южан дали ответный залп.

Град пуль обрушился на закрытые окна, засыпав узкое купе стеклянным брызгами. Все инстинктивно пригнулись и замотали головами, вытряхивая из волос осколки. Мерси скорчилась на полу, капитан присел рядом с ней.

— Идите, бога ради! — повторил он.

«Дредноут» палил, так что вагоны тряслись, качались и дергались, когда стреляли пушки побольше. Мерси отступила, как ей и было приказано, — остановилась у дверей, задержала дыхание, выжидая, пытаясь исчислить неисчислимое. Сейчас невозможно было соизмерить шаги с ровным ходом поезда, поскольку девушка не знала, когда грянет следующий выстрел; так что, глубоко вдохнув, она рванула дверь, ныряя в проход, стремясь к следующему вагону — и надеясь на лучшее.

Когда она добралась до третьего вагона — от цели ее отделял теперь всего один вагон, — ее перехватили у первого купе, из которого солдаты стреляли по южанам.

— Миссис Линч! — окликнул ее кто-то.

Она обернулась, и мужчина прохрипел:

— Вы можете вернуться в первый вагон? У нас раненые.

— Уже? Но я только что оттуда! — воскликнула она и тут же замахала руками, словно отрекаясь от собственных поспешных слов. — Неважно, я иду. Сразу за вами.

Солнце, похоже, в конце концов все-таки опустилось за горизонт, и сейчас лишь мрачноватый желтушный отсвет озарял поезд. Проводники, не удосужившись зажечь газовые лампы, несомненно, попрятались кто куда. Сновать туда-сюда по проходам было все равно что продираться сквозь чей-то кошмарный сон, который неуклонно становился все страшнее и страшнее по мере того, как мерк свет и нарастала неразбериха.

И когда уже Мерси думала, что ей не удастся пробраться еще через один вагон, она достигла цели, протянула руку, преодолевая изорванное ветром пространство, и стиснула последнюю ледяную ручку.

— Я здесь, — прохрипела она. — Кому я нужна?

Очередь с ближайшего трехколесника послужила ей ответом: машина поливала вагон пулеметным огнем, который скосил бы всякого, кто не удосужился пригнуться. Помещение провоняло порохом, пеплом и потом перепуганных людей.

Сайрес Берри оторвался от своей позиции у окна, где он стоял рядом с Моррисом Комстоком, чтобы сказать:

— Не сюда, мэм. В следующий вагон.

— Но следующего нет, — устало выдохнула она.

— Пассажирского — нет, мэм. А следующий есть. Идите. Капитана ранили, и Фенвик, кажется, при смерти. Пожалуйста, вы пойдете? Еще один вагон. Вас впустят, клянусь.

Таинственный третий вагон — тот, что за топливным и собственно паровозом, — стал целью (по крайней мере, для половины нападающих) второго, серьезного, куда лучше спланированного налета. Мерси пыталась не думать о том, что может найти внутри этого вагона ответы, вне зависимости от желания капитана делиться ими; а еще пыталась успокоиться, когда наощупь нашаривала скользкую холодную задвижку передней двери.

— Мэм! — крикнул, не отрываясь от окна, Моррис Комсток. — Будьте осторожны и торопитесь! — Он передернул затвор винтовки и прицелился, закрыв один глаз и прищурив второй.

Мерси едва видела солдата — из-за сумерек и порохового дыма воздух стал каким-то вязким, несмотря на рвущийся в разбитые окна ветер.

— Хорошо, — пообещала она, не уверенная, что ее услышали. Потом дернула гладкий шпенек и толкнула дверь плечом.

Свирепая ночь плеснула ей в лицо. В узкой, всего в несколько шагов, щели между пассажирским и загадочным вагонами свистели пули, гремело эхо артиллерии и недовольно, с усилием бухали поршни, вертя колеса «Дредноута», снова, снова и снова толкая поезд по рельсам все дальше и дальше в закат, гонясь за тем, что не суждено догнать, моля всего о нескольких лишних минутах света.

Слева от себя, так внезапно и близко, что захолонуло сердце, Мерси увидела один из трехколесных монстров, чуть ли не присосавшийся к поезду. За исцарапанным толстым лобовым стеклом девушка заметила двух человек, хотя различила только бледные овалы лиц и темные провалы глаз.

Задумавшись о том, а как они видят хоть что-то вокруг, она поняла, что от машин исходит слабое свечение. Она не знала, пользуются ли они лампами, или какими-то электрическими фонарями, или чем-нибудь простым и волшебным вроде банки со светлячками. Но того, чем они располагали, несомненно, было вполне достаточно, чтобы видеть и управлять машиной.

Мерси застыла, парализованная ветром и близостью опасности, в бреши между пассажирским и непонятным вагонами, плача от хлестких ударов взбесившегося воздуха и резкого запаха гари. Она так стиснула поручни, что пальцы окостенели, а костяшки побелели, как обмороженные.

Трехколесник снова впрыгнул в поле зрения, и мужчины внутри него оказались так близко, что Мерси поняла: черные дыры их глаз видят ее — такую легкую цель между вагонами — и оценивают. Неожиданно она осознала: «Они могут застрелить меня. Они могут застрелить меня. Мои земляки могут убить меня, и никто никогда не узнает…»