Гиффорд лежал на спине Нараспур, крепко держась за ее гриву и сжимая уздечку, пока Малькольм объяснял ему, как добраться до Пердифа. Когда ему удалось повторить все указания без ошибок, Малькольм улыбнулся, похлопал его по ноге и сказал:

– Ты справишься. Помни: старайся держаться там, где темно и туман. В это время года здесь всегда туманно. И не останавливайся. Как только переедешь мост, двигайся вдоль берега Берна на север. Когда увидишь солнце, поезжай прямо на него.

– Удачи тебе, Гиффорд, – сказала Тресса. – И… – Она шмыгнула носом. – Спасибо тебе за то, что был мне другом, когда остальные от меня отвернулись.

– Твоя мама гордится тобой, мой мальчик, – сказала Падера скрипучим голосом, которым впору медь чистить. Ее глаза почти исчезли среди бесчисленных морщин. – Признаюсь, я тебя недооценивала. Ты уж прости меня. Ступай и соверши подвиг. Стань героем, как мечтали твои родители.

Роан вручила Гиффорду шлем. Он надел его, и тот удобно лег ему на голову.

– Гиффорд, я… – голос Роан пресекся. – Я…

– Позволь мне самому додумать конец пфедложения, ладно?

Малькольм взял лошадь под уздцы и вывел ее из кузницы. Выйдя на улицу, он напоследок улыбнулся Гиффорду, цокнул языком, и Нараспур припустила рысцой.

Удержаться на спине лошади оказалось нелегкой задачей. С каждым шагом Гиффорд подпрыгивал вверх и грузно плюхался ей на спину. Как назло, там, где нужно, не было мягкой подстилки. Он изо всех сил вцепился в лошадиную гриву и только благодаря этому еще не рухнул на землю. Впрочем, во всем нужно видеть хорошее – он больше не боялся Нараспур и уже почти привык к ней, правда, пару раз едва не соскользнул, потому что из-за тряски сполз вбок. Гиффорд понимал, что лошадь пока что бежит не так уж и быстро. Что же будет, когда она помчится во весь опор? Насколько быстро она может бегать? Хватит ли у меня сил, чтобы удержаться, или я взлечу в воздух, как птица? А вдруг она не очень резвая?

Он надеялся, что Нараспур все-таки очень резвая.

Люди во дворе и на улицах странно смотрели на Гиффорда, но никто ничего не сказал, пока он не достиг первых ворот.

– Куда это ты собрался? – спросил часовой.

– В Пефдиф. Позову подмогу.

Стражник-фрэй, облаченный в полное вооружение и шлем с перьями, ухмыльнулся.

– Это что, шутка такая?

Гиффорд помотал головой.

– Ффэи погасили сигнальный огонь. Его нельзя фазжечь снова.

Стражник внимательно посмотрел на него, а потом большим пальцем указал на ворота.

– Там целая армия. У тебя нет шансов. Тебя убьют.

Гиффорд кивнул.

– Можно подумать, большая потеря. – Пока фрэй обдумывал его слова, он добавил: – Открывайте ворота.

Часовой пожал плечами.

– Поезжай, если жить надоело.

Да, вот именно. Именно что надоело.

Гиффорд всю жизнь провел в одиночестве, ползая по земляному полу своей хижины. Он копался в грязи в поисках глины и делал из нее горшки и чашки. Хорошие люди при встрече с ним отводили глаза, как будто перекрученная спина, усохшая нога и перекошенное лицо – зараза, которую можно подхватить от одного взгляда. Зато дурные люди находили удовольствие в том, чтобы всячески оскорблять и унижать его. Даже те немногие из добрых людей, кого Гиффорд осмеливался считать друзьями, сами того не желая, заставляли его чувствовать себя никчемным. Им казалось, они делают доброе дело, расхваливая его посуду. Вы только посмотрите, что этот калека ухитрился сделать! Может, они и не это имели в виду, но Гиффорд воспринимал их похвалы именно так. Он проклят; с самого рождения его преследуют несчастья, потому что боги его ненавидят. Ему предначертано всю жизнь копаться в грязи, пока однажды он не умрет, покрытый коркой засохшей глины. Это единственное, на что он мог надеяться, и ему следовало быть благодарным за такую судьбу. Если бы он не был сыном Арии, его бросили бы умирать в лесу. Но с ним такого не произошло. Он дожил до своих лет и теперь готовится умереть.

Ворота открылись. Гиффорд, в сверкающих доспехах и сияющим мечом на поясе, выехал за ворота верхом на прекрасной белой лошади. Перед Грэндфордским мостом реяли знамена инстарья. На другой стороне ущелья мерцали костры огромного войска – именно это войско ему предстоит одолеть в одиночку… ради своей возлюбленной.

Я прямо как герой из старинной песни. Я, Гиффорд-калека, которого кличут горбатым гоблином, – но не сегодня. Сегодня я – воин, покинувший замок, чтобы сразиться с богами.

Он улыбнулся.

– Ты что, правда хочешь умереть? – спросил часовой.

– Нет, но фано или поздно пфидется. Вфяд ли мне еще пфедоставится случай умефеть кфасиво.

Стражник задумчиво посмотрел на него, кусая нижнюю губу.

– Ты точно не инстарья?

– Нет, я пфосто сын хфаброй женщины.

– Ну, по крайней мере, преимущество пока на твоей стороне, – заметил фрэй. – Тебя там точно не ждут.

– Как тебя зовут? – спросил Гиффорд.

– Плимерат, но для друзей я Плим. – Часовой оглядел лагерь фэйна, потом перевел взгляд на Гиффорда. – Ты правда собираешься проскакать мимо войска и привести подкрепление?

– Пфавда.

Воин кивнул, переложил копье в левую руку и протянул Гиффорду правую.

– Тогда можешь называть меня Плим.

Гиффорд наклонился и пожал протянутую руку.

– Спасибо, Плим.

Он пришпорил Нараспур, и та стукнула копытом.

– Удачи, – пожелал стражник. – Надеюсь, у тебя получится. Знаешь что? Даже если у тебя ничего не выйдет, я всем расскажу о том, как воин в сверкающих доспехах выехал на белом коне из ворот Алон-Риста и с улыбкой на устах поскакал навстречу судьбе. Почему бы и нет? Может, эта история умрет вместе с нами, но на короткое время ты будешь героем.

Гиффорд оглянулся, ожидая ехидного замечания или оскорбительного напутствия напоследок, вроде «а ты неплохо смотришься… для калеки» или «да ты смелый… для рхуна». Но Плим просто молча закрыл ворота.

Гиффорд остался один. Он направился к мосту, соединяющему края ущелья Берн, – одинокий всадник в волшебных доспехах, с волшебным мечом и на волшебной лошади. Совсем не так я собирался провести ночь и утро.

Нараспур шла по мосту, цокая копытами по камням. Пока она двигалась шагом, сидеть на ней было совсем не трудно. Гиффорд приосанился. Было необычайно тихо, вокруг ни ветерка. Отдаленный рокот реки, извивающейся внизу, казался кошачьим мурлыканьем. До Гиффорда долетали случайные брызги, на гриве Нараспур осели крошечные капельки. В небе горели звезды, путь освещала почти полная луна.