— Я не пытаюсь быть язвительным. Я пытаюсь убедить вас обрезать поводки.

— Поводки! Только потому, что я серьезно отношусь к своим обязанностям! Только потому, что я не желаю бросить все ради того, чтобы провести несколько ночей… в твоих объятьях!

— Несколько ночей?! Леди, я прошу вас выйти за меня замуж!

Замуж? Что такое брак? Клятвы произносятся, чтобы их нарушали.

— Пожалуйста, пойми, Ноубл, — продолжала Венис, словно он ничего не сказал. — Если я буду стараться и работать еще усерднее, то, возможно, со временем получу право голоса в совете Фонда Лейланда. У меня будет возможность сделать что-то полезное, что-то важное.

— Вздор, — бросил Ноубл. — Полезное и важное можно делать и без состояния, и без членства в совете. Ты просто используешь Фонд как оправдание. Какова истинная причина того, что ты не хочешь выйти за меня замуж, Венис? — в ярости потребовал ответа Ноубл.

— Какова истинная причина того, что ты хочешь жениться на мне, Ноубл? — с такой же яростью вопросом на вопрос ответилаона. — Ты совсем не хотел жениться на мне, пока у нас не было секса!

— Ш-ш-ш! — Он оглянулся по сторонам и плотно сжал губы.

— Почему? Боишься, что кто-нибудь нас услышит? Вот почему ты хочешь жениться на мне. Твоя совесть говорит, что мы согрешили. Вот почему ты сделал мне предложение, и ничего иного здесь нет!

— Это неправда.

— Убеди меня, — с вызовом заявила Венис. — Я не слышала никаких слов о «нашей будущей жизни» до того, как мы занялись сексом. Ты просто стараешься повести себя правильно, Ноубл. И это самая большая ошибка, которую ты можешь совершить.

— Венис, — сказал он, — до той ночи я не знал, что ты любишь меня. Я никогда не мечтал о том, чтобы ты чувствовала ко мне половину того, что я чувствую к тебе. При одной мысли о том, что ты любишь меня, я готов упасть на колени от восторга, это просто невиданный подарок. — Его лицо напряглось от стремления заставить ее понять глубину его любви. — Вот почему я не просил тебя об этом раньше — я боялся. Я не думал, что у меня есть шанс. А теперь я знаю, что ты меня любишь. Я не хочу провести всю жизнь без тебя — и не смогу. Я не позволю, чтобы Фонд помешал тебе выйти за меня замуж. Это был бы грех.

Его взгляд был уверенным, искренность — несомненной.

Если бы только можно было верить его обещаниям!

Венис повернулась и ушла.

Очень Высокое Дерево и Кривая Рука вошли в лагерь Милтона и положили тушу антилопы у костра, возле которого сидели только два пожилых ученых: Милтон курил трубку, а Картер читал что-то из маленькой книжки.

Очень Высокое Дерево быстро окинул взглядом окрестности и в явном разочаровании скривил губы. Темплтона — маленького английского камердинера, которого так забавно было дразнить, — не было видно.

— До свидания, Милтон Лейланд, — сказал Очень Высокое Дерево. — Ты заплатил, мы принесли мясо.

— Хорошо, спасибо вам…

— Очень Высокое Дерево! Кривая Рука! — раздался приветственный возглас, и из зарослей молодых пихт появился Ноубл Маккэнихи, держа в руке сетку с кроликами.

— Где Темплтон? — спросил Очень Высокое Дерево.

Кривая Рука хмуро посмотрел на него, считая, что белые своими плохими манерами дурно влияют на его друга.

— Темплтон и Венис пошли проверить, есть ли в лесу какие-нибудь ягоды.

— Эта Венис — та самая женщина, которую мы вели сюда вместе с мужчиной, у которого волосы под носом? Женщина, на которую ты так жадно смотришь?

— Все в порядке, Венис здесь.

Кривая Рука почувствовал, что у Очень Высокого Дерева пробуждается интерес. Насколько было известно ему и любому из племени ютов, белые женщины годились лишь для одного: дразнить их. А когда были и Темплтон, и белая женщина… возможность повеселиться становилась еще больше.

— Мы остаемся, — объявил Кривая Рука.

— Разумеется, вы должны остаться, дорогие друзья, — сказал Милтон. — С моей стороны невежливо заставлять вас стоять. Могу я предложить вам что-нибудь? Быть может, чаю?

Кривой Руке удалось сохранить гордое выражение. Чай! Он пил очищающее желудок средство, которое давал шаман, а оно вкуснее чая.

— Нет, — ответил он. — Я сяду.

Очень Высокое Дерево приступил к обследованию палаток, начав с палатки Темплтона, но в этот момент ее владелец, невысокий мужчина, закричал во весь голос:

— Прошу вас! Уйдите из моей палатки, сэр!

Очень Высокое Дерево выпрямился, и его глаза заискрились от радости.

— А, Темплтон, мой друг! — приветствовал он приближающегося коренастого камердинера, за которым следовала стройная черноволосая Венис.

— Пожалуйста, перестаньте трогать мои личные вещи, сэр. — Темплтон выхватил из рук Очень Высокого Дерева шелковый платок.

— Мы принесли еду, — похлопав Темплтона по спине, сообщил Очень Высокое Дерево. — И пока женщина будет ее готовить, мы сможем рассказывать друг другу истории.

— Мисс Лейланд не повар! — в ужасе воскликнул Темплтон.

Кривая Рука и Очень Высокое Дерево обменялись недоуменными взглядами и обернулись, чтобы рассмотреть Венис.

— Мы не обращаемся с нашими женщинами так, как принято у вашего народа, — пояснил Милтон. — У мисс Лейланд есть другие дела.

— Какие?

— Мисс Лейланд — благотворитель и… и ученый, — вставил Картер.

— Что такое «ученый»?

— Мудрая женщина, — ответил Милтон.

— Вы шаман? — спросил Кривая Рука.

Венис взглянула на него: ее глаза были такими, какими он их запомнил, — цвета волчьей шкуры, светло-серые, отливающие серебром.

— Нет, — сказала Венис.

— Тогда что такое «ученый»?

— Я училась в университете. — Венис старалась подбирать понятные слова, ведь английский язык весьма ограничен. — Я изучаю в основном очень, очень старые вещи. Например, книги и даже — как дядя Милтон — землю. Эти вещи рассказывают мне истории.

A-а! Народ юта хорошо знает, что земля рассказывает истории. Но Кривая Рука никогда не слыхал, чтобы кто-то из белых людей рассказывал такие истории. Его мать когда-то призналась ему в своем подозрении, что белых лишили слуха за какое-то тяжкое преступление, которое они совершили, так что ему было немного неприятно от того, что эта белая женщина слышала рассказы земли.

Венис вызвала интерес и у Очень Высокого Дерева.

— Где ваш мужчина? — неожиданно спросил он. — Мужчина с волосами под носом.

— Мой мужчина? — воскликнула Венис. — Это то, на что намекал тот самонадеянный, высокомерный тип, чтобы польстить своему мужскому тщеславию?