– Грязные делишки, вот как? – Алекс наконец овладел собой. – Я думал, ты хоть это сможешь сделать, ни на что другое ты не пригоден! Конечно, очень здорово, когда за тебя кто-то может все продумать! – Он поднялся, изгибаясь по-змеиному. – Прошу прощения. – Вежливый кивок Трише. – Постараюсь перехватить этих двух болванов, как их называет Джон, прежде чем они вернутся в город и начнут распускать языки. Впрочем, можно связаться с ними по радио в машине. Я ненадолго. – Он торопливо вышел.

Джон сжал кулаки и едва сдерживался, чтобы не треснуть себя по лбу. Зачем он затеял этот глупый спор? Карты пока у него в руках, Кёнигсхаус все еще принадлежит ему.

Ну и вечер! Сначала нашел спрятанные папки отца с гнусными секретами, потом это.

А Элли – такая ужасная смерть. Трогательное создание, угасшее в самом расцвете…

Ему нужно побыть одному.

Он повернулся к Трише – она все так же покачивалась в кресле, поигрывая со стаканом вина, и с ее губ не сходила опасная усмешка.

– Доброй ночи, – отрывисто сказал он.

Она встала.

– Да, пора ложиться. Ты проводишь меня к домику для гостей?

Спускаясь по лестнице от парадного входа в пахнущую корицей ночь, Триша зацепилась каблуком и споткнулась, едва не упав.

– Не возражаешь? – спросила она, беря Джона под руку. Они медленно шли по траве, он чувствовал, как ее тяжелая полная грудь прижимается к его телу, и оно помимо воли откликается. Эта женщина притягивала его животной чувственностью, хотя, вспомнив о маленькой легкой фигурке в белом платье, всего несколько минут назад с достоинством выбежавшей из столовой, он чуть не сгорел от стыда. Но он не мог отрицать, что еще сильнее сгорать заставляет его женщина, идущая рядом.

– Ну, вот мы и пришли!

Он пытался говорить радостно и бодро, но попытка вышла неудачной, как плоская шутка, и Триша пропустила его реплику мимо ушей. Она сделала к нему шаг, потом еще один, их разделяли считанные сантиметры.

– Алекс зовет тебя младшим братом, – прошептала она. – Но знаешь что? По-моему, ты милашка!

Джон понимал, что сию же секунду должен уйти. Но лесть оказалась сладкой.

– Конечно, – язвительно отозвался он. – Все так говорят.

Вместо ответа Триша подняла руку и провела длинным накрашенным ногтем по его груди, обходя сосок. Кровь его вспыхнула в яростном возбуждении. Впервые в жизни он ощущал призыв опытной женщины, которая знает, что делает. Причиняя невыносимые муки, Триша расстегнула ему ворот, и ее рука скользнула под рубашку, поглаживая его торс. Другой рукой она обвила его за шею и медленно потянула вниз, прижимаясь губами к его губам.

О, как она целовала! Джон с удивлением обнаружил, что, хоть его тело и пылает огнем, мозг из последних сил тщится сохранить остатки самоконтроля. Он отчаянно желал ее и понимал, почему в каждом взгляде Алекса сквозит похоть.

Но этого мало!

Боже всемогущий, подумал он, смеясь сквозь слезы. Единственный раз в моей жизни все идет, как в рассказе из журнала для мужчин, а я могу сообразить только это? Одно было ясно: он или погиб – или спасен.

Джон смотрел на Тришу, склонившуюся к нему в лунном свете. Действительно, ее ему было мало. Ее прелестного женственного тела, осанки, кокетства, опытности и напора – всего этого мало. Ничто не может сравниться с маленькой точеной фигуркой, где мускулов больше, чем жира, с парой оленьих глаз, с завитками черных волос, не знавших парикмахера.

О чем он раньше думал?

Почему позволил угаснуть этой мечте – мечте о себе и Джине, о том, что они будут вместе?

Может, ему казалось, что Джине нужен только хозяин Кёнигсхауса, что она не полюбит его, если он будет просто Джоном Кёнигом, властелином лишь самого себя?

Если бы это было так, она бы с первого же мгновения переключила свое внимание на Алекса. Но этого не произошло, она по-прежнему смотрела на него полным надежды взглядом потерявшегося жеребенка. А он все время проходил мимо, тратя силы в бесплодных попытках играть роль детектива-любителя и стараясь воспрепятствовать несуществующим отношениям матери и Чарльза!

Мать и отец…

Он никогда больше не сможет относиться к ним как раньше. Они, оказывается, тоже способны ошибаться, у них есть слабости, жалкие секреты, а у отца – не слабость, хуже, презренный шпионаж за женщиной, которую ему полагалось любить. Как там сказано в Библии: «Посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей…» Время пришло.

– Доброй ночи, пора прощаться! – бодро сказал он. Прежде чем Триша успела среагировать, Джон обнял ее железной хваткой и отчасти провел, отчасти втащил по лестнице в дом для гостей. – Вот мы и пришли! – Распахнув дверь ее комнаты, он включил свет и любезно помог ей перешагнуть через порог. – Доброй ночи. – Он вышел и закрыл за собой дверь.

Дом для гостей, хоть и одноэтажный, построен был на совесть, комнаты в нем отделялись друг от друга коридорами и холлами. Повернувшись спиной к комнате Триши, Джон легкими шагами и с легким сердцем направился по застеленному ковром коридору туда, где, как он знал, живет Джина.

Глубоко вздохнув, тихонько постучал. Из-за двери выглянуло испуганное лицо.

– Джина? – ласково спросил он. – Ты не спишь? Знаешь, давай немного погуляем. Мне нужно тебе кое-что сказать.

До конца дней Джон запомнит эту ночь как звездное мгновение своей жизни. Когда Джина, трепеща и смущаясь, выскользнула к нему из комнаты, он не мог до конца осознать свою удачу, радость волнами накатывала на него. Спустившись по лестнице дома для гостей, он вывел ее в ночь. Ему не верилось, что он стоит на земле; казалось, пожелай только – и взлетишь.

Они шли под тенистыми куполами деревьев. Джина нерешительно подала Джону руку, и ему показалось, что он держит редкостную птицу, хрупкую, как тончайшее стекло: сожми чуть сильнее, и сломаешь тонюсенькие косточки. Она еле слышно прошептала слова любви, которой они могли бы наслаждаться давным-давно, если бы не были так слепы, и это обретенное знание было скреплено поцелуем.

– О, Джина… – Джон чувствовал себя как в раю.

– Что?

– Ничего.

– Что случилось?

– О, все!

Они тихо рассмеялись. Внезапно он стал серьезным.

– Ты нужна мне, Джина.

Глаза девушки наполнились страстью.

– Ты мне тоже нужен.

– Нет, понимаешь, ты мне по-настоящему нужна. – Он умолк. Что он мог еще ей сказать?

Она притянула его руку к своему лицу и провела ею по щеке.

– Я люблю тебя.

Джон заглянул в ее глаза и прочел в них истину. Что это были за глаза…