Заказчик полулежал на низком диване и, глядя на него, Павел Генрихович так и не понял, к какой нации он принадлежит. Семит? Нет, своего он бы узнал. Сириец? Но голубые глаза? Европеец? Не похоже: рисунок губ, естественно смуглая кожа, да и манеры восточного владыки не свойственны жителям Европы.

Сегодня заказчик не стал облачаться в костюм: на нем было что-то вроде арабской длинной рубахи «соуб», только черного цвета и из шелковой ткани. Тяжелый шелк струился и мерцал, его складки обладали рельефом и порой придавали фигуре заказчика странные очертания. То Павлу Генриховичу показалось, что рубашка вздыбилась на лопатках крыльями, то, что там, где положено быть ногам, он видит кожистый хвост… Ювелир вздохнул, поморгал, отер пот с лица. Сегодня заказчик, всегда такой любезный, даже не пригласил его сесть. Так Павел Генрихович и отчитывался – стоя, стараясь не глядеть на черный, переливчатый шелк и мучаясь оттого, что в полумраке не видит глаз своего собеседника.

– Так что с прискорбием хочу сообщить, что камень пропал. Не по нашей вине, ибо мои люди добрались до аукциона, и даже видели его. Но затем… такие странные и трагические события, кто бы мог подумать! Мне жаль, но пропажа объекта фактически аннулирует наш с вами договор….

– Тот, который мы подписали на бумаге, возможно, – в голосе мужчины прозвучала насмешка. – но мы с вами еще вернемся к этому разговору. Видите ли, вы ошиблись в главном: такие камни, как «Ярость богов», не пропадают бесследно. Бывает, что на время их удается скрыть… намеренно или случайно. Но ярость богов вечна и рубин появится вновь, непременно появится. Нужно просто немного подождать… Я умею ждать…

Мири проснулась, села на постели и тут же испуганно замерла. Вот черт, надо было бы чуть-чуть приоткрыть глаза и оглядеться, не подавая виду, что она в сознании. Но теперь уже поздно… Бандиты сразу поймут, что ее пора допрашивать, пора мучить. Мири сжалась комочком, подтянув колени к подбородку и крепко зажмурив глаза, чтобы не видеть того, что неизбежно должно приближаться…

– Здравствуйте, – раздался рядом незнакомый голос. – И как мы себя чувствуем?

Мири удивилась. Голос женский, и женщина эта говорит по-французски с тем характерным жестковатым акцентом, который свойственен швейцарцам. В ту же секунду Мири поняла, что в комнате пахнет кофе. И цветами. В коттедже пахло совсем по-другому.

Девушка открыла глаза и огляделась. Окружающая обстановка не имела ничего общего с тем домиком подле озера, куда ее привезли бандиты и где обрывались ее воспоминания. В приглушенном свете настольной лампы она смогла различить полосатые обои, неплотно задернутые шторы в крупных цветах. Прямо напротив кровати имела место изящная деревянная консоль, на ней – ваза, в вазе – букет гардений.

Да и кровать, на которой девушка сжалась испуганным котенком, имела мало общего с той функциональной, но весьма незатейливой мебелью, которой был обставлен коттедж у озера. Солидное широкое ложе, постельное белье – шелковый сатин, сочетание кремового с сиреневым. Наконец на глаза Мири попалась женщина, чей голос так ее удивил. С первого взгляда стало очевидно, что женщина эта – медицинская сестра. Кем еще может оказаться особа средних лет, с гладко зачесанными волосами и в белом халате?

– Где я? – Мири не узнала собственного голоса: сдавленное сипение в начале фразы и испуганный писк в конце.

Сестра протянула девушке высокий стакан с водой и невозмутимо пояснила:

– Шато Мирар, пригород Фрейбурга, Швейцария, – она с удовлетворением проследила, как девушка с жадностью выпила воду, и добавила: – доктор считает, что введенный вам препарат не должен оказать негативного воздействия на организм. Нужно просто больше пить и не перенапрягаться некоторое время. Но если вы чувствуете сейчас какой-нибудь дискомфорт или недомогание…

– Пожалуй нет, нормально я себя чувствую, – не слишком уверенно протянула Мири, прислушиваясь к собственному организму. – Только вот… чей, вы сказали, это дом?

– В данный момент здесь проживает мадам Мириам Гринберг.

Со вздохом облегчения Мири откинулась на подушки. Савта Мириам! Какое счастье!

– Мадам просила позвать ее, как только вы очнетесь, – продолжала сестра. Она уже успела заглянуть девушке в глаза, чуть оттянув нижнее веко, проверила пульс и теперь измеряла артериальное давление. – Но если вы желаете вначале умыться или выпить чаю…

– Еще как желаю! – Мири уже с трудом удерживалась от того, чтобы не соскочить с постели. – Больше всего на свете сейчас я желаю залезть в ванну, а потом кофе… и завтрак! Есть хочу, как крокодил!

– Вот и прекрасно! – сестра одарила ее улыбкой, столь профессиональной, что она смотрелась практически искренней. – Впрочем, я бы сказала, что для завтрака поздновато…. Давайте решим, что это будет ленч. Или как это теперь модно называть? Бранч!

– Да? – рассеянно переспросила Мири. – А который час?

– Половина первого. Голова не кружится? – сестра цепким взглядом следила за движениями девушки.

– Нормально все.

– И все же я попросила бы вас не запирать дверь в ванную комнату и воздержаться пока от ванны. Ограничьтесь не слишком горячим и продолжительным душем.

Мири согласилась. Ей не терпелось вымыться, почистить зубы и почувствовать наконец себя человеком.

Данное сестре слово пришлось держать, и уже через каких-то полчаса девушка появилась на пороге ванной комнаты, завернутая в пушистый махровый халат и благоухающая шампунем и зубной пастой. Ноздри ей тут же защекотал восхитительный аромат свежесваренного кофе… и еще булочек… и что-то еще вкусное и горячее.

– Савта! – Мири кинулась к бабушке, которая сидела в кресле: спина прямая, идеальная укладка, элегантный костюм. Девушка опустилась перед креслом на пол и положила голову на колени бабушки.

– Детка моя! – старая Мириам закусила губы, проводя рукой по коротким светлым волосам. Мири вдруг разрыдалась. Оказывается, только теперь, увидев бабушку, она поверила, что эта вилла – не ловушка, не галлюцинация, вызванная лекарством. И облегчение было столь велико, что слезы хлынули потоком и никак не желали останавливаться.

Сестра, ненавязчиво обретавшаяся в углу комнаты, протянула руку к чемоданчику с лекарствами. Похоже, укол успокоительного не помешает. Сейчас у девчонки начнется полноценная истерика.

Сестра Маклеллан многое повидала на своем веку. Она происходила из семьи шотландцев, которые эмигрировали в Европу и осели в Швейцарии. Нрав у нее был сдержанный, руки сильные, опыт огромный, а еще она умела не болтать. За все эти качества сестра Маклеллан была принята на работу в дорогую частную клинику, где и зарабатывала очень неплохие деньги. Она привыкла иметь дело с богатыми и сумасшедшими пациентами, и совсем не удивилась, когда ночью ей позвонил врач и дал адрес виллы, куда нужно приехать. Сестра уже обосновалась в спальне и сидела подле окна, когда во двор въехала машина и какой-то мрачный тип, явно иностранец, на руках внес девушку в дом. Врач уже ждал и, глядя на бесчувственное тело девицы, сестра не позволила себе даже покачать головой. Она видала всяких пациентов: обкуренных, обколотых, наливающихся спиртным до невменяемого состояния. От девчонки несло дешевым алкоголем. «Денег в семье куры не клюют, вот она и бесится, – решила сестра Маклеллан. – А старуха ее покрывает». Но вены у девушки оказались чистыми, а анализы и осмотр показали следы только одного укола, с каким-то сильным снотворным, и полное отсутствие алкоголя в крови и моче. Врач даже хотел переделать анализ, но сестра, обиженная недоверием, отправилась искать того, кто привез девчонку.