– Это отличные вещи, – говорит Пнина, рассмотрев покупки.

– А почему же вы ничего не покупаете в этом магазине?

– Это не совсем прилично. Кто-нибудь может увидеть, что я вошла в этот магазин. Англичане, даже самые бедные, предпочитают дорогие вещи. Дорогая вещь – это дорогая вещь.

– Пнина, а вы помните, как я вас водила на экскурсию в «Детский мир»?

– Не напоминай, ради бога. Я старый человек, я с трудом осталась жива. Я еще могу понять, что можно отстоять двухчасовую очередь, хотя, конечно, сама никогда не пробовала. Но я бессильна понять, как можно надевать на детей то, за чем они все стояли. Мы с Петей так хорошо провели время. Я его все время кормила, он был такой счастливый. Как хорошо, когда в доме дети. Я так редко вижу своих внуков.

– Но почему?

– Не забывай, мои невестки – англичанки. Здесь не принято возиться с внуками. Их видят на праздники. Невестки считают, что я порчу детей. Нам их дают только, когда мы едем отдыхать в экзотические страны. Это такой праздник, когда мы вместе с ними!

Когда Петя выздоравливает, вчетвером отправляемся на рынок «Пети колейн». Лондонцы зовут его «рынком нижней юбки», считается, что в начале рынка с вас незаметно снимают нижнюю юбку, которую в конце рынка вам же и продают. Однако это тоже миф. После рынка Ружевича английский рынок – просто институт благородных девиц. Целый город лотков, киосков и магазинчиков, чем только не украшенных, населенный физиономиями всех рас, мастей и типов, возгласами всех тембров и акцентов, предлагает вам то же, что и магазины, только подешевле. Душераздирающей экзотики, если не считать продавцов, нет. Похоже на балаган и динамично, как мультфильм. Особенно трогает терпимость и восторженная нежность любой безупречной леди к любому безработному, национальность и возраст которого трудно определить, потому что последний раз он мылся в детстве.

Никакой санскрит не нужен, потому что все прикидываются иностранцами, чтоб подороже продать и подешевле купить. Диалог происходит на пальцах и фунтах. Грохот, как на птичьем базаре. У входа беснуется ансамбль латиноамериканцев в свекольных пончо. Пожилой человек в таком же пончо собирает для них деньги. Подходит и обнимает одной рукой меня, другой – толстую веселую вьетнамку или японку.

– Как тебя зовут? – спрашивает он ее.

– Мария, – отвечает она.

– Откуда ты приехала?

– Из Индонезии.

– А тебя? – спрашивает он меня.

– Тоже Мария.

– А откуда ты приехала?

– Из Советского Союза.

– Я всегда говорил, что Мария – самое красивое женское имя, – говорит он и идет дальше со своей шляпой, полной разных, разных денег.

Во всей праздничной неразберихе есть огромная неправдоподобность сочетаемости всех со всеми. Начинает казаться, что, когда весь мир устанет от игры в государственность, он превратится в рынок «Пети колейн», в котором под предлогом торговли люди будут собираться, чтоб улыбаться друг другу.

Вдруг начинается ураган. Настоящий ураган. Англичанам к этому не привыкать, но мы столбенеем, видя мгновенно поднявшиеся в воздух пестрые футболки и рекламные плакаты. Торговцы вцепляются в еще не улетевшие вещи, народ, визжа, бросается в рукава лабиринта, гудя, врываются фургоны, падают складные металлические ставни витрин и пристегиваются к асфальту замками. На глазах происходит немедленная эвакуация, за десять минут рынок пустеет (у нас бы так реагировали хотя бы на землетрясения), остаются только скелет, остовы тентов, жерди и доски прилавков, пестрые пластмассовые ящики и вешалки, непарная обувь, ленты, цветастые обертки, фрукты, которые нельзя будет продать завтра, и хмурые нищие, прибирающие это к рукам в фирменные пакеты.

Мы убегаем, хлещет сумасшедше холодный дождь, ребенок после болезни, мы очень боимся за него, но не можем сообразить, как добраться до места, к которому за нами подъедет Рональд. Надо позвонить, но нет мелочи. Молодой человек, продающий билеты в метро, ослепительно улыбаясь, предлагает обратиться за помощью к прохожим. Человек пять прохожих, ослепительно улыбаясь, извиняются, объясняя, что у них нет с собой денег для такого крупного размена. Ничего себе крупного – речь идет о пяти фунтах. То ли это квартал нищих, то ли квартал психов. Неловкость ситуации растет с каждой минутой, чтобы справиться с ней, мы берем такси, которое в переводе на джинсы стоит… лучше не вспоминать.

– Понимаешь, Маша, – объясняет Рональд, – англичане не любят менять деньги на улице. Только в банке. Они боятся, что им подсунут фальшивые деньги.

– Неужели мы, стоящие с промокшими детьми, похожи на фальшивомонетчиков?

– Англичане бережливы.

– Хорошо, если они так трясутся за свои пять фунтов, неужели нельзя просто так дать монетку позвонить, это же не деньги.

– У нас не принято давать деньги.

Как-то вечером я, Саша и Рональд отправляемся в паб.

Паб – такая уютная пивная, где можно поиграть в шахматы, посмотреть телевизор, почесать языки. Пожилые джентльмены и панки, дамы и студенты мирно соседствуют за столиками, а чучела птиц – с поп-артом на стенах.

– Извините, – обращаются к нам с соседнего столика два дюжих молодца, – на каком языке вы разговариваете? Мы поспорили.

– На русском. Кто из вас выиграл?

– Никто. Мы никогда не слышали русского. Можно с вами познакомиться? – Они перебираются за наш столик и задают сразу столько вопросов…

– Нет, вы – не русские, – резюмируют они. – Русские – не такие.

– Вы что, никогда не видели русских?

– Видели по телевизору. Вы для русских слишком хорошо одеты и слишком симпатичные. Русские должны быть такие суровые люди в тяжелых пальто и больших шапках. Нам очень нравится Горбачев. А вам?

– Как говорят у вас в Англии, «смотреть на Тэтчер и жить при Тэтчер – разные вещи». Нам меньше нравится Горбачев.

– Объясните, почему «Макдоналдс» пользуется у вас таким спросом? Ведь «Макдоналдс» – это плохой тон, это самое низкое качество пищи.

– Видите ли, у нас вся остальная еда еще хуже.

Они недоуменно переглядываются.

– Скажи, тебе действительно приходилось целый час стоять в очереди за продуктами? – спрашивают они меня.

– Иногда мне кажется, что вся моя жизнь прошла в очередях за продуктами, – сознаюсь я.

– А сколько стоят в Союзе твои кожаные брюки? – не унимаются они, пытаясь вывести меня на чистую воду.

– Это подарок, – отделываюсь я. Не могу же я сказать, что это хорошая подделка под кожу.

– А какой марки ваша машина?

– У нас нет машины.

– Как же вы передвигаетесь?????!!!!!

– На метро и автобусе.

– Но ведь это дорого и неудобно.

– Нет, это дешево и неудобно.