– Паша, Петя, смотрите, это трон английской королевы.

– Такой ободранный?

– Он очень древний и очень строгий. В нем сидели все короли Англии.

– А кто на нем выцарапывал свои инициалы?

– Одно время он стоял неогороженный, и посетители ножами вырезали свои имена и даты. Это не страшно, в этом даже есть какая-то демократичность, – говорит Пнина.

Переглядываемся: живущие в стране, исписанной матом вдоль и поперек, мы представляем себе демократичность по-другому.

– И вот на этой неудобной деревянной штуке сидит королева?

– Да. Его несут к месту церемонии. Наша королева такая милая, а эта стерва Тэтчер унижает ее. Она сама определяет бюджет дворца, эта плебейка! Сейчас мы заедем к ее резиденции, – обещает Пнина.

Домика на Даунинг-стрит, нещадно демонстрируемого программой «Время», мы так и не видим. Носы наши утыкаются в такую серьезную решетку и такое количество полиции, что уж какой там домик. Около нас буквально обыскивают телевизионщиков. Конечно, премьер-министр, покушения и все такое, но после заслонов у резиденции Тэтчер Горбачев, разгуливающий в толпе, выглядит просто графом Монте-Кристо. Вежливые по всей Англии полицейские стоят здесь фиолетовые от злости. Лондонцы говорят, что, если начнут бомбить остров, единственное, что устоит, – это решетка резиденции.

Вообще же английская полиция выглядит и ведет себя очень мило. Особенно это касается ее женской половины. Красотки в полицейских чепчиках круглые сутки охотятся за непаркованными машинами. Автомобиль может стоять на улице не больше пяти минут, с первой секунды шестой минуты платите штраф. Так что катайтесь час, ищите свободное место на платной стоянке хоть в километре от нужного пункта, а потом плетитесь до него пешком. Уж больно Англия тесна, чтоб машины стояли на улице, уж больно англичане дисциплинированны, чтоб спорить с девицами-полицейскими, уж больно девицы честны, чтоб накидывать лишнюю секунду.

– Сегодня мы обязательно едем в Виндзор! Нельзя побывать в Англии и не увидеть дворца Виктории!

Едем в Виндзор. Потрясают антикварные магазины. Таких антикварных просто не бывает, это – театры, а не магазины. Садишься за фисгармонию, оборачиваешься на себя в дымчатое витиеватое зеркало и натыкаешься в нем на нежную улыбку продавца.

– Если вы русские, передайте привет Горбачеву. Он хороший парень. Я был в Ленинграде, это самый красивый город в мире. Он раздавливает своей красотой. И не надо тратить столько денег на оружие. Мы хотим с вами дружить, а не воевать, – говорит продавец в одном из антикварных.

Самый дорогой ресторан в Англии находится тоже в Виндзоре, в отреставрированном домике четырнадцатого века. Заглядываю внутрь. Мило, всего четыре столика, непонятно, чем там таким кормят, но все очень приветливы.

Вокзалу, на который когда-то прибыла Виктория, усилиями мадам Тюссо возвращена жизнь. Расставленные куклы сначала веселят, потом удивляют и, наконец, пугают совершенством.

– Я не могу сидеть с ними на одной скамейке, – говорит Паша. – Они как покойники. Нет, они хуже покойников.

Восковая Виктория сидит перед вечно горящим камином, восковые мальчишки выкрикивают газетные новости, восковые лошади танцуют под восковыми всадниками, восковой Диккенс обращается с трибуны, юная восковая Виктория соглашается взойти на королевский трон. Очарованные и подавленные, вы выходите с этого некрофильского праздника и страстно ищете глазами живых людей.

Когда возвращаемся домой, выясняется, что плащ Рональда провалялся всю ночь в плохо закрытом багажнике машины и до ниточки промок. Чтобы никого не огорчать, Рональд проходил в мокром плаще по февральскому Виндзору целый день. Его знобит, но он счастливо улыбается. Это колониальное воспитание.

– Дорогая, сегодня мы обедаем с тобой в африканском ресторане с секретарем общества дружбы Англии и СССР. Это очень важно для твоих дел, – строго смотрит на меня Пнина.

Какие там дела, прекрасно понимаю я. Их в Англии не интересует собственная современная драматургия, будут они заниматься моей! На фразу «я пишу пьесы» в десяти случаях из десяти они спрашивают, сколько фунтов в неделю я могу за это выручить. Всякие песни об альтернативной культуре, советском андеграунде вызывают у них глубокую зевоту. В украинском селе, где мы купили дом, нас с пристрастием допросили, кто мы такие, что имеем возможность отдыхать целое лето. «Саша – певец, а я – писатель», – виновато объяснила я. Про мужа поверили, услышав, как он по утрам распевается, разгоняя своими верхами и низами окрестных гусей, а по поводу меня сурово объяснили, что нет такой работы «писатель», что если я – спекулянтка, то надо так прямо и говорить, тогда они мне закажут ковер привезти, и нечего косить молодой бабе под какого-то там «писателя».

Англичане разговаривали примерно так же: «Вы писатель, а какой у вас еще бизнес?», быстро отбив охоту беседовать о делах. Однако если Пнине приятно покровительствовать, то я готова идти в любой ресторан. Оказываемся в каком-то бедном районе. Выбитые стекла, горы мусора, ободранные ребятишки на роликах. Негр со стеклянными от наркотиков глазами продает сказочно дешево зонтики диких расцветок.

– Дорогая, этот зонтик будет служить тебе всю жизнь, – говорит он, положив два фунта в карман. Зонтик хорош, как экзотический цветок.

– Ты хочешь сказать, что ты будешь с ним ходить по улицам? – ужасается Пнина.

– А вам он не нравится?

– Ради бога, только не по Англии. С такими яркими зонтиками ходят только проститутки в негритянских кварталах.

– Да? Странно. А у нас только жены аппаратчиков. Секретарь общества дружбы, премилая дама, задает тот же комплект вопросов, что и остальные: Горбачев, перестройка, «Макдоналдс». Томясь, жду приобщения к африканской кухне. Юный негр с сотней косичек в красной хламиде тащит поднос с блюдами, которые не выговорить.

– О, это такое пикантное блюдо. Здесь так шикарно, – умиляется Пнина.

Перед нами ставят три железные миски (это, видимо, высший шик сезона), в которых наструганные морковь, мясо, рис и бобы перетушены с нечеловеческим количеством перца. Что-то вроде болгарских консервов, но гораздо противней.

– Видишь, дорогая, а теперь к этому будет оригинальная закуска.

Закуска действительно оригинальная: наструганная сырая капуста и нарезанная ломтями вареная свекла – по цене омаров.

– Видишь, как здесь необычно. Как просто и изысканно.

– А хлеб не входит в национальную африканскую кухню? – с тоской спрашиваю я.

– Нет, дорогая, но мы закажем мороженое.

– А капуста и свекла у них растут на пальмах? – злюсь я.

– Дорогая, ты недовольна? Во всем Лондоне только здесь можно получить такую еду!

Слава богу, что только здесь. Поуп говорит, что наиболее доверчивы самые серьезные люди. Англичане так любят экзотику, что колониальные амбиции позволяют им не различать в любви ни севера, ни юга.