И мобильный.

Писатель мгновенно выделил его из общей кучи и отложил в сторону.

– Остальное можешь сложить обратно. Иди.

Полный облом! Тоня как раз намеревалась позвонить из туалета Александре. Она почему-то оттягивала тот момент, когда Писатель скажет «самое главное». Она этого «главного» боялась. Она предчувствовала в нем что-то конечное и неизбежное, как приговор. И потому рванулась в туалет – и время потянуть, и позвонить.

А вот не вышло.

Закрывая за собой дверь, она услышала голос Писателя, донесшийся из гостиной:

– И посмотри у Кирилла. У него тоже телефон должен быть.

Вот и все. Теперь они отрезаны от помощи.

Запершись в туалете, она пустила воду, – чтобы Гера не услышал несколько коротких рыданий, с которыми она быстро справилась. Боже, как она жалела о своей детской, глупой браваде, с которой она говорила в последний раз с Александрой! Что она хотела доказать, дура? Что взрослая? Что умная? Что самостоятельная?

А вот ни взрослая, ни умная, ни самостоятельная, – она самонадеянная девчонка, пришедшая по собственной глупости к волку прямо в пасть! И теперь – теперь неоткуда ждать помощи. Оставалось только надеяться на себя… Или, скорее, на чудо.

А чудес, как известно, не бывает. Как и сказочных принцев на белом коне…

…Когда она вернулась в гостиную, ситуация изменилась. Гера и Писатель стояли, разговаривая. Увидев ее, Писатель объявил:

– Перерыв. Гере нужна ваша помощь в саду – пойдите, поработайте. Труд на свежем воздухе полезен для здоровья. К разговору вернемся за ужином. Нам, детки, торопиться некуда…

В саду их оставили вдвоем с Кириллом. Гера что-то носил в гараж (или в подвал?), чем-то стучал, чем-то гремел. Тоня воспользовалась этим, чтобы поделиться с Кириллом своими размышлениями.

– …И, раз так, раз он ко мне не совсем равнодушен, надо этим воспользоваться… Ты видел, куда они дели наши телефоны?

– Их Гера забрал. Наверное, унес в свою избушку.

– Но у Писателя в кабинете есть телефон. Я могу попробовать его отвлечь, а ты в это время проберешься в кабинет и позвонишь…

Кирилл воткнул лопату в землю.

– И как ты себе это представляешь – «отвлечь»? Не знаю, какую ты к себе в нем слабость углядела, но…

– Кирюша, но ведь он меня самолично отнес на руках в постель! И раздел! Он же мог меня просто разбудить, – согласись, этот жест что-то значит!

Кирилл зло сплюнул на землю.

– И теперь ты станешь с ним кокетничать? Его соблазнять, так, что ли? Как отвлекать его надумала? Стриптиз устроишь???

Тоня изумилась. Кирилл… Он ревновал! Боже, как глупо… Надо думать о том, как выбраться отсюда, – да хоть бы и стриптиз, если бы он помог!!!

Загвоздка же была в том, что Писатель при помощи камеры уж как только Тоню не видел. И стриптизом его не удивишь. Задача его «отвлечь» представлялась весьма непростой.

Она посмотрела на Кирилла и сухо ответила:

– Твоя ревность неуместна. Я пока не знаю, как его отвлечь, но если я найду способ, то я это сделаю. Твоя же задача – этим моментом воспользоваться и позвонить. Понятно?

– Эй, Тонька, – Кирилл прижал ее к себе, – не сердись! Тонька-Тонечка, знала бы ты, как я люблю тебя…

На одном из окон веранды дрогнула занавеска. Писатель с отвращением отвернулся от окна. Они еще милуются! Как ничтожны люди, а особенно женщины… Он ей открыл глаза на Кирилла – на продажное ничтожество, нищего и безродного актеришку, который соблазнял ее, пел в уши о любви, с важным видом учил жизни, – и все это за деньги! На этого предателя, который подставил Тоню! И что же? Он ее обнимает, – небось о любви шепчет, – а она рдеет и млеет в его руках! И льнет к нему, словно ничего и не было! Словно все забыла, словно все простила… Словно любит его по-прежнему!!! Ну, ничего, скоро они о любвишке своей забудут.

Они просто еще ничего не поняли, цыплятки.

…После работы в саду им предоставили время для отдыха – все очень цивилизованно. На этот раз их не стали загонять в подвал, а заперли в той комнате, где ночевала раньше Тоня. На двух окошках, однако, появились решетки. Вот, значит, чем стучал и гремел Гера… Вот, значит, для чего потребовался перерыв под названием «работы в саду»: чтобы оборудовать небольшую комфортабельную тюрьму для Тони и Кирилла… А что же он, в таком случае, в гараже делал? Или в подвале – из сада нельзя было видеть, спускался ли, пройдя через гараж, Гера в подвал… Он там оборудовал получше их тюрьму на ночь?

Устроившись на не слишком широкой кровати, Тоня обняла Кирилла за шею и, прижавшись к нему, принялась ему шептать в ухо, что нужно срочно найти возможность позвонить; что решетки совсем дурной знак; что ей страшно; что Писатель им что-то готовит, и нужно обдумать, как потянуть время, как обезопасить себя от «главного», о котором пока не было сказано, но в котором она ощущала опасность и угрозу…

Кирилл обнимал ее и гладил по нежной коже спины, думая о том, что ничего у них не получится, что Писатель сильнее, и все будет так, как он захочет; что эта женщина, которую он держал в руках, была ему подарком свыше, которым он так бездарно распорядился; и что если придется ему умереть ради нее, то он умрет, и его последним выдохом будет ее простое имя «Тоня»…

Она лежала слишком близко к нему, слишком тесно, чтобы заметить слезы на глазах Кирилла. И все шептала, шептала, успокаивая его и себя планами и надеждами на избавление, на помощь, на побег…

Они не заметили, как уснули, – усталость после работы в саду на свежем воздухе сморила обоих, и «стратегический» разговор утонул в здоровом молодом сне.

…Когда они проснулись, Писатель пригласил их обедать на веранду. Гера на этот раз разделил их трапезу, и Питти тихо сидел поодаль, глядя без всякого выражения на людей. Тоня встретилась с собакой глазами. Пес, не мигая, смотрел некоторое время на нее, а потом принялся озабоченно чесать задней лапой за ухом. Тоня вдруг вспомнила где-то слышанное: в зоопарках не рекомендуется смотреть хищникам в глаза. Это их нервирует.

Она все делает неправильно, – расстроилась Тоня. Она лезет на рожон, она дерзит и провоцирует… Вместо того чтобы расположить к себе людей и собаку, в чьей власти она находилась, смирением, хотя бы ложным… Но почему-то это оказалось выше ее сил.

– А можно погладить Питти? – вдруг спросила она.

Писатель посмотрел на Геру, словно предоставляя ему право ответить.

– Погладь, – сказал Гера, – если не боишься остаться без пальцев.

Тоня, игнорируя предупреждение, встала и направилась к псу. Он не двинулся с места, но оскалил зубы. Тоня подошла еще поближе. Пес зарычал.

Тоня присела на корточки на некотором расстоянии от Питти.