И ничего не произошло!

Точнее – целую секунду ничего не происходило.

А потом по рукам, а через миг и по всему телу пробежала дрожь. Меня кинуло в жар, и сразу – в холод. Сердце в груди застучало быстрее, еще быстрее. Кровь молотила в висках. Все чувства обострились. Вот, значит, как на человека воздействует «турбо». И это, надеюсь, только начало.

Пора, понял я и, покрепче сжав в руке прибор, с сидором за плечом выскочил из-за конвейера и бросился к Милене.

Я даже успел преодолеть половину расстояния, прежде чем меня заметили. Благодаря «турбо», я двигался неимоверно быстро. Просто сказочно быстро!

Кто-то завопил, будто ему наступили на пах, но при этом со звуком творилось бог знает что, звук точно размазали манной кашей по столу – это сравнение показалось мне подходящим. Здоровенный мутант, оказавшийся у меня на пути, взмахнул мускулистыми руками так медленно, что у него просто не было ни единого шанса против Макса Края. Не успел он упасть, – с моей помощью, конечно, – как я походя сбил с ног еще троих его сородичей.

А вот не стой под стрелой!

Ко мне спешили – едва плелись – со всего цеха. Рискуя попасть в своих, открыли огонь из огнестрела: раскатисто загрохотали дробовики и затрещали автоматы. А вот вам сюрприз, дорогие мои аборигены: пули, попадая в зону действия «турбо», летели флегматичней ползающих по подоконнику ноябрьских мух, и потому я без труда уворачивался от них.

Все вокруг двигались до смешного медленно! В разы медленнее, чем должно. Точнее – это я мчался подобно ветру. Я выхватил нож, сверкнула в свете «диодов» безукоризненно заточенная сталь. Я мог убить всех местных, я обладал властью над жалкими мутантами Полигона. Они сдохли бы раньше, чем сообразили, что им перерезали глотки. Но Макс Край не мог так поступить. Это было бы все равно, что убить «американцев» на той поляне. Мне не нужна бойня, я просто хочу освободить жену.

Притормозил я только у первой сборки защитного контура. И тут же мухи-пули приблизились ко мне, с трудом прорвавшись сквозь плотные слои воздуха. Ерунда, успею уйти с их смертельной траектории. Я перешагнул через сборку. При этом молния меня не поразила, твердь подо мной не разверзлась. «Камень» тоже ни на градус не нагрелся, не завибрировал.

Опутанная веревками Милена с пола смотрела на меня широко открытыми глазами. Пропустив над собой веер медленных пуль, я опустился перед ней на колени, протянул руку с ножом, чтобы перерезать веревки и…

Пол пребольно ударил меня в плечо и тут же приложил в висок.

Загрохотали выстрелы, реальность стала пронзительно четкой.

М-мать, с чего бы это я разлегся рядом с супругой, вместо того чтобы спасти ее?! Я попытался встать, но голова кружилась, сердце стучало так, будто хотело выломать ребра и выскочить из груди. Пули высекали искры из пола в считаных сантиметрах от меня. И они больше не были медленными! Падая, я выронил «турбо», и прибор, похожий на наконечник стрелы, отлетел слишком далеко, теперь я вне зоны его действия! Надо вернуть «турбо», всего-то проползти метра три – и вернуть!..

Всего-то? Как бы не так! Я чувствовал неимоверную усталость. Болели все суставы сразу. Я совершенно обессилел, потому-то и упал. Из-за «турбо» мышцы сокращались со скоростью, превышающей норму в разы. Последние несколько секунд тело работало с запредельными нагрузками. И вот действие объекта № 111 закончилось, а Максимка Краевой в итоге бесславно подыхает. За все в этой жизни надо платить. А тем более за то, чтоб побыть чуток в шкуре суперчеловека.

Жаль, не успел освободить Милену…

Нас окружили мутанты.

Грудь сдавило тисками, в глазах потемнело, они закрылись сами собой.

Меня приподняло над полом цеха и понесло. Это смерть. Попы говорят, что тех, кто вел праведную жизнь, по окончании земного пути забирают ангелы и отправляют на ПМЖ в райские кущи. Но ни один святоша ничего не говорил о том, что крылатые посланцы небес имеют привычку рыться в личных вещах мертвецов, хлопая ладошками по карманам.

– Вот так, хорошо. Теперь чистый… Ну ты, умник, и даешь! – услышал я.

У ангела, почтившего меня своим вниманием, голос был в точности как у покойного Резака. А еще этот ангел что-то вложил мне в незащищенную ладонь, потом с другой руки содрал перчатку и, сведя их вместе, заставил прикоснуться к чему-то, что было чуть теплее моего стремительно остывающего тела.

Меня точно током ударило.

И выгнуло.

В зрачках заплясали разноцветные пятна. Я хрипло задышал и тут же закашлялся, рот наполнился горькой слюной. Но миг спустя все прошло. Мне стало удивительно хорошо. И главное – Максимка Краевой все еще жив!

Я открыл глаза. Реальность плыла и покачивалась. Напряг мышцы, дернулся, но меня крепко держали двое мутантов.

Передо мною стояло нечто размытое – зрение мое еще не восстановилось – и вопрошало голосом Резака:

– Ты как, умник? Сам стоять можешь?

Я кивнул.

И едва не упал.

– Эй, держись давай! Зря я, что ли, на тебя весь «живчик» разрядил? Так ты быстрее восстановишься. Ты ж едва не подох раньше времени. С «турбо» шутки плохи, если не умеешь обращаться!

Это «раньше времени» резануло мне слух. Надо мной вроде как глумятся, играют с Краем, точно кошка с мышью. Типа ты, Макс, в нашей власти, хотим – спасаем, а передумаем – казним, но только не тебе, умник, решать, когда сдохнуть.

– Какая трогательная забота. Отпустите! – потребовал я, и пятно обозначило движение, вроде как взмахнуло рукой. Тотчас хватка ослабла. Я чуть отстранился от тел, меня удерживающих, и понял, что вполне могу самостоятельно сохранять равновесие, не переходя с центростремительным ускорением из вертикального положения в горизонтальное.

По умолчанию я хорошо отношусь к людям, если они, конечно, не сволочи. Вавилон – город многонациональный, иначе в нем просто не выжить.

Толерантность – это ведь что такое? Это взаимоуважение вне зависимости от того, кто мы такие есть, во что верим, какого у нас цвета кожа и какие политические убеждения выносят нам мозг. И потому самая толерантная нация – это алкоголики. Неспроста ведь после пятого стакана они обнимаются и громко вопрошают: «Ты меня уважаешь?!» И, получив утвердительный кивок, по-пионерски всегда готовы кивнуть взаимно.

Но к твари, что стояла передо мной – мое зрение наконец нормализовалось, – относиться с уважением я не мог просто физически.

Существо это было похоже на человека: оно ходило на двух ногах, имело две руки, башку и даже прикрывало срам одеждой. И – главный признак хомо сапиенса! – оно было вооружено автоматом Калашникова. Но человеком все же не являлось. И дело вовсе не в саблезубой улыбке – такой же обаятельной, как у всех зверушек Полигона. Улыбку больше не прикрывал респиратор, поэтому я мог сполна насладиться лицезрением прикуса визави. Существо смыло с себя рисунки, обнажив кожу, на которой волдырями тут и там вспухала рыбья чешуя. Существо разулось-таки – небось ему некомфортно было бродить по Полигону в кроссовках с такими-то коготками на пальцах ног… Если кто не понял, то это существо и есть тот самый монстр, который безжалостно уничтожил отряд «американцев».