Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сара, посмотри на меня.
Малышка повернулась.
— Не потеряй мою карточку и звони мне всегда, когда я буду тебе нужна, — сказала Кэтти, кивнув в сторону Карен Уотсон. — Договорились?
— Хорошо.
«И это все, да? Все, что ты собираешься сделать для нее?» Неизменный ответ не заставил себя ждать, ответ, который всегда помогал Кэтти выходить из ситуаций, требующих больше участия, чем она могла предложить: «Пока все».
Кэтти уже привыкла не обращать внимания на свою неловкость. Однако признавала, что виноват в этом не только ее старый добрый отец.
Карен помогла Саре упаковать одежду и обувь. Она вела себя очень мило. И Сара поняла почему: вокруг было полно народу. Как только они останутся одни, Карен обязательно превратится в злючку.
И действительно, стоило им отъехать от дома Паркеров, как Сара вновь почувствовала на себе раздраженный взгляд Карен. Малышке было уже все равно. Она слишком устала.
— Испортить такое прибыльное дело! — ворчала Карен. — Можно подумать, у тебя большой выбор. Ну, на этот раз увидишь, что случится, если не сможешь поладить со всеми.
Сара не имела ни малейшего представления, о чем говорит Карен. О чем-то плохом. Но она была слишком несчастной, чтобы бояться. «Тереза! Тереза! Почему, почему, почему? Ты должна была мне сказать. Ведь мы сестры. А теперь я одна, совсем одна».
Они подъехали к большому одноэтажному зданию из серого бетона, окруженному забором.
— Вот мы и прибыли, принцесса, — сказала Карен. — Это приют, и ты останешься здесь до тех пор, пока я не найду тебе другую приемную семью.
Они подошли к регистратуре.
Уставшая женщина лет сорока пяти, завидев их, встала. Это была невероятно, нечеловечески тощая брюнетка, Сара таких еще не видела. Карен протянула женщине документы:
— Сара Лэнгстром.
Женщина тщательно изучила бумаги и, взглянув на Сару, кивнула Карен:
— Все в порядке.
— Увидимся, принцесса, — бросила Карен и удалилась.
— Привет, Сара, — сказала женщина. — Меня зовут Дженет. Сейчас я отведу тебя к твоей кровати, а завтра утром покажу весь дом, договорились?
Сара кивнула. «Все равно. Мне уже все равно. Лишь бы уснуть».
— Пойдем сюда, — сказала Дженет.
И Сара последовала за ней по коридору сквозь вереницу закрытых дверей. Стены были выкрашены зеленой краской, а пол выстлан линолеумом. Этот дом ничем не отличался от остальных изношенных, переполненных и не имеющих достаточной финансовой поддержки государственных учреждений. Очередной коридор, в котором они оказались, тоже изобиловал дверьми. Дженет остановилась напротив одной из них.
— Ш-ш-ш, — прошипела она, прижав палец к губам. — Все уже спят.
Дженет слегка приоткрыла дверь, чтобы воспользоваться светом из коридора, и Сара увидела большую, довольно опрятную комнату, в которой стояло шесть двухъярусных металлических кроватей. На них спали девочки разных возрастов.
— Иди сюда, — прошептала Дженет, указав на одну из них. — Нижняя койка твоя. Туалет в коридоре. Тебе туда не надо?
Сара покачала головой:
— Нет, спасибо. Я очень устала.
— Ну, тогда ложись спать. Увидимся утром.
Дженет подождала, пока Сара залезет под одеяло. Дверь захлопнулась, и стало темно. Сара не боялась темноты, она захотела в ней раствориться.
У нее не было ни сил, ни желания думать о Терезе, Дэннисе, о крови, о Незнакомце или о своем одиночестве. Ей хотелось закрыть глаза и увидеть лишь черный цвет. Однако едва она начала засыпать, как чья-то рука схватила ее за горло. Задыхаясь, Сара открыла глаза.
— Тихо, — прошептал чей-то голос.
Голос принадлежал девочке, очень сильной. Ее рука была жесткой, как тиски.
— Меня зовут Кристен. Я здесь главная. Как скажу, так и будет, и точка. Догоняешь?
Кристен ослабила свою хватку. Сара закашлялась.
— Почему? — спросила она, как только смогла дышать.
— Что почему?
— Почему я должна делать то, что ты говоришь?
И вновь в темноте появилась рука и сильно ударила Сару по голове.
— Потому что я сильней! Увидимся утром.
Тень удалилась. Саре было очень больно. Такой одинокой она себя еще не чувствовала никогда. «Да, только знаешь что?» — «Что?» — «По крайней мере ты больше не плакса!» И Сара осознала: так и есть. Далеко не обиду она чувствовала в этот момент, а самый настоящий гнев.
Засыпая, Сара вспомнила слова Кристен: «Потому что я сильней». И снова вспыхнула от гнева. «Нет, этого не будет никогда», — подумалось Саре, и на нее обрушилась благословенная тьма.
Эй, это опять я, теперешняя!
Оглядываясь в прошлое, я хочу сказать, что Кристен была совершенно права. Так устроена жизнь в приюте: сильные руководят слабыми. Она научила меня этому, хотя я не испытываю к ней благодарности. Черт возьми! Ведь мне было всего шесть лет. Теперь-то я старше и знаю, в чем истина. Кто-то должен был быть моим наставником. И я хорошо усвоила урок.
Я отложила дневник с первыми лучами восходящего солнца, заглянувшего в мое окно. Все равно не успею дочитать до работы. По крайней мере теперь я нашла ответ на волновавший меня вопрос: никто не поверил Саре потому, что после убийства Лэнгстромов Незнакомец тщательно скрыл свои следы. И никто не интересовался Сарой. Возможно, решили, что ей просто ужасно не повезло. Это подтвердили и последующие события в ее первой приемной семье. В таком случае возникает новый вопрос: почему Незнакомец решил раскрыть карты именно сейчас?
Я не учитывала пока всех остальных вопросов, касавшихся Сары и состояния ее души; это было бы слишком для такого великолепного рассвета.
Проклиная дождь, я приготовилась добежать до крыльца офиса ФБР. В южной Калифорнии обычно мало дождливых дней и изобилие солнечных. Вот матушка-природа и наверстывает упущенное, потчует нас сильнейшими ливнями и ураганами где-то раз в три дня. Это началось в феврале и длится уже месяца два. Дождь был на исходе. В Лос-Анджелесе никто не носит зонтов, я не исключение. Чтобы не замочить дневник Сары, я запихнула его под куртку, схватила сумочку и брелок, чтобы на бегу поставить машину на сигнализацию, открыла дверь и бросилась вперед. На крыльце я поняла, что промокла насквозь.
— А дождь тебе к лицу, Смоуки, — заметил Митч, когда я проходила мимо охраны. Но ни улыбки, ни какого-либо другого выражения лица не предполагалось. Митч — начальник безопасности здания; он бывший военный, седой, лет пятидесяти пяти, в хорошей физической форме и с некоторой холодностью в зорких глазах.