Какие бы невероятные авантюры Камаль мне ни предлагал, меньше всего он походил на замаскированного террориста. Этот парень слишком любил себя, чтобы быть взорванным за чье-то дело.

— Когда фэбээровцы поняли, что ты не связан с террористами, они оставили тебя в покое?

— В конце концов, после долгих проверок на детекторе лжи и допросов, да. Но проблема заключалась в том, что я был знаком с Мохаммедом Аттаром, лидером нападавших 11 сентября. Мы с ним ходили в одну и ту же мечеть.

— Ты знал Аттара?

— Да, я был с ним знаком.

— Ну и какое этот человек производил впечатление?

Камаль вытер нос рукавом.

— Он был тупой задницей.

Наконец-то пришла долгожданная суббота. Я забрал в химчистке свой лучший костюм, начистил черные туфли до блеска так, что они стали похожи на лакированное дерево, и купил самые лучшие орхидеи: розовые, а лепестки с фиолетовым ободком.

Я добрался на такси по адресу, напечатанному на дорогой бумаге, и оказался у большой двухфасадной виллы в фешенебельном пригороде Анфа. Темно-коричневые ворота были отполированы так, что отражали полуденный свет. Прежде чем я успел ступить на мостовую, их открыл высокий человек с ухоженной бородой. Он поздоровался со мной и сказал, что графиня де Лонвик ожидает меня в гостиной.

Я вошел в дом. Стены прихожей были обиты желтым шелком, на котором висели гравюры времен Французской империи. Пол был покрыт вытертым по краям палисандровым паркетом, недавно натертым мастикой. Я последовал за ухоженной бородой, прижимая к груди орхидеи.

Гостиная оказалась освещена странным светом: необычно желтым, словно его окрашивали оконные стекла. Комната была квадратная, приблизительно двенадцать на двенадцать метров. Она была обставлена по-европейски: резной сервант, письменный стол с поднимающейся крышкой, кресло, невысокие книжные полки, три или четыре дивана и рояль «Эрард». В стороне под портретом Людовика IV сидела дама лет восьмидесяти, с морщинистым лицом, но по-детски ясным взглядом. Ее седые волосы были собраны в узел и заколоты на затылке. Одета она была в платье темно-лилового цвета с оборками на рукавах и кружевным воротником. Хозяйка внимательно смотрела на меня своими темными глазами. Я подошел, представился, пожал ей руку и преподнес орхидеи.

— Мне очень приятно, что вы почтили меня своим присутствием, — сказала она тихо по-французски. — Я так долго ждала этой встречи. — Графиня весьма деликатно вздохнула и приложила палец к подбородку. — Вы даже и представить себе не можете.

Я улыбнулся, пробормотал какие-то извинения и спросил у нее, как ей стало известно обо мне и о том, где я живу.

— Касабланка — маленький город. Слухи здесь распространяются быстро. Как вам понравился Дар Калифа?

— Очень понравился. А вы знаете этот дом?

Графиня показала на кресло.

— Пожалуйста, садитесь.

Я сел в низкое дубовое кресло и огляделся. Здесь не было того особого беспорядка, свойственного домам пожилых людей. Наоборот — сплошное изящество и аккуратность.

— Ваш дедушка всегда садился в это кресло. Ему нравилась наклонная спинка, и он всегда замечал текстуру дерева. Он говорил, что хорошо сделанное кресло так же приятно глазу, как прекрасная скульптура.

— Как вы познакомились с ним?

Хозяйка посмотрела в пространство, потом взяла миниатюрный бронзовый колокольчик и дважды позвонила в него.

— Сейчас подадут чай.

Мой вопрос остался без ответа, я понял, что графиня намерена открывать мне то, что ей известно, на своих условиях, постепенно и понемногу. Чай подала горничная средних лет. На голове у нее был простой розовый платок. Она прихрамывала, от этого предметы на подносе дрожали, когда она проходила по комнате.

— Я расскажу вам, — сказала графиня, наливая чай. — Я вам все расскажу.

Снова наступила долгая пауза, и я засомневался, удастся ли мне узнать здесь хоть что-нибудь.

— Последние годы своей жизни, — начала графиня, — ваш дед, Сирдар Икбал Али Шах, как вы, вероятно, знаете, прожил в Танжере. Он снимал виллу на улице де-ля-Пляж. Там он писал книги и продолжал консультировать двух или трех глав государств. Все годы, проведенные им на вилле «Андалусия», он пребывал в трауре. Бедняга так и не оправился после смерти вашей бабушки в…

— В тысяча девятьсот шестидесятом, — подсказал я.

— Да. Это было в августе тысяча девятьсот шестидесятого, — сдержанно подтвердила графиня. — Она была такой красавицей. Я никогда не встречала женщину похожую на нее.

— Вы знали мою бабушку?

— Конечно, я знала Бобо, — сказала она со смехом.

Графиня рассказала, как она познакомилась с родителями моего отца. Это было еще до войны, в Вене, где ее муж служил послом. Они вместе путешествовали по Персии и Афганистану, наслаждаясь очарованием новых мест.

— Ваш дедушка научил нас многому. Но больше всего меня поразил его совет искать то, что не лежит на поверхности. Он сказал, что на поверхности морковь выглядит всего лишь пучком зелени, а ее корень сидит под землей, ожидая своего череда.

Графиня глотнула чаю.

— Икбал был близким другом и наперсником короля Афганистана Мохаммеда Надир Шаха, турецкого президента Ататюрка и главы исмаилитов Агахана III. Он вращался в высоких кругах, особенно здесь, в Марокко. Но, несмотря ни на что, ваш дедушка не любил быть на виду. Ему нравилось сидеть с хозяином лавки напротив своего дома и беседовать о жизни. Он советовал мне всегда общаться с простыми людьми. «Мир простых людей, — говорил он, — совершенен».

Хромая горничная принесла абрикосовый пирог. Графиня отрезала мне кусок.

— Я ездила в Танжер каждый месяц, останавливалась в гостинице «Минзе» и ходила до улицы де-ля-Пляж пешком вниз по холму. У Икбала был охранник, пуштун, которого он привез с собой из Гиндукуша. Он носил большую белую чалму и афганское платье и наставлял свое древнее ружье на каждого, кто проходил мимо.

Она помолчала немного, прищурилась и улыбнулась.

— Внутри виллы была терраса, поросшая настурциями, ароматным жасмином и мимозами. Икбал укрывался в ее тени, писал там письма или переводил суфийскую поэзию. Он всегда проводил утренние часы в одиночестве. После этого ваш дедушка обедал: обычно он ел кускус с пряным маринованным лаймом и заставлял всех, кто присоединялся к его трапезе, добавлять эту приправу к своей пище.

Я сказал, что совсем недавно посетил виллу «Андалусия».

— Иногда я тоже там бываю. Мне любопытно, но я никогда не звоню в дверь. Лучше оставить прошлое, как оно есть. Я поняла, что, когда прошлое соприкасается с настоящим, оно исчезает, как забытый сон.

— В своих дневниках дедушка многое пишет о своей горничной.

— Об Афифе? О, в конце концов она проявила-таки свое вероломство, также как и дервиш.