Маса же в ответ твердил:

– Эскобар лучше всех остальных знает, что это вранье.

В отчаянии от того, что кровавая бесплодная борьба блокирует любую вменяемую инициативу, Вильямисар предпринял последнюю попытку добиться от правительства передышки для переговоров. Но ничего не получилось. Рафаэль Пардо сразу дал ему понять, что хотя родственники похищенных журналистов недовольны неуступчивостью правительства, противники политики подчинения правосудию, наоборот, обвиняют власть в том, что она сдает страну наркомафии.

Вместе с доньей Глорией де Галан Вильямисар побывал и у генерала Гомеса Падильи, шефа Национальной полиции. Глория умоляла генерала на месяц приостановить полицейские операции, чтобы можно было добиваться личной встречи с Эскобаром.

– Нам невыразимо жаль, сеньора, – ответил генерал, – но мы не в состоянии прекратить борьбу с этим преступником. Действуйте на свой страх и риск. Мы можем лишь пожелать вам удачи.

Вот и все, чего удалось добиться Вильямисару. Полиция держала свои планы в строжайшей тайне, чтобы не допустить необъяснимых утечек информации, благодаря которым Эскобар не попадался в искусно раскинутые сети. И все же донья Глория не ушла с пустыми руками: кто-то из подчиненных генерала сказал ей на прощание, что Маруху держат в Нариньо, на границе с Эквадором. А Глория знала от Беатрис, что Маруха в Боготе, поэтому неосведомленность полиции ее обрадовала: значит, попытка силового освобождения Марухе не грозит.

Муссирование в прессе условий сдачи Эскобара привело к тому, что разразился международный скандал. Полиция отнекивалась, правительственные инстанции и даже сам президент разъясняли истинное положение дел, однако многие все равно не верили и были убеждены, что ведутся тайные переговоры и заключаются секретные сделки.

В числе таких людей был и генерал Маса Маркес. Больше того, он считал – и не скрывал этого, – что его отставка является одним из главных требований Эскобара. Президент уже давно точил на генерала зуб за его чересчур откровенные заявления в СМИ. Гавирия был недоволен и тем, что, по слухам (правда, неподтвержденным), утечка конфиденциальной информации была делом рук Масы Маркеса. Однако в тот момент Гавирия не мог взять и уволить генерала, ведь Маса столько лет занимал этот пост и снискал огромную популярность в народе, ценившем его за бескомпромиссную борьбу с преступностью и истовую веру в Бога. Маса об этом знал, но понимал, что президент все равно добьется своего. А потому просил лишь об одном: чтобы его через общих друзей заранее предупредили об отставке и он мог бы спрятать свою семью.

Единственным чиновником, уполномоченным поддерживать контакты (и то лишь письменные!) с адвокатами Пабло Эскобара, был начальник Криминально-следственного управления Карлос Эдуардо Мехия. Ему по закону полагалось согласовывать условия сдачи и обеспечения безопасности наркобарона в тюрьме.

Хиральдо Анзель лично изучил все возможные варианты тюремного заключения. После сдачи властям Фабио Очоа в ноябре прошлого года он было заинтересовался тюрьмой повышенной безопасности в Итагуи, но адвокаты Эскобара возразили, что там легко устроить подрыв с помощью грузовиков, начиненных бомбами. Понравилась министру и идея превратить в тюрьму монастырь в Побладо, расположенный неподалеку от жилого дома, в котором Эскобар когда-то спасся от взрыва двухсот килограммов динамита (теракт приписывался Калийскому наркокартелю), однако монахини, владевшие монастырем, отказались его продать. Тогда министр предложил укрепить тюрьму в Медельине, но тут муниципальный совет в полном составе встал на дыбы. Испугавшись, что Эскобару так и не подыщут надежную тюрьму, а значит, его сдача властям не состоится, Альберто Вильямисар горячо поддержал предложение, выдвинутое в октябре прошлого года самим Эскобаром: использовать в качестве тюрьмы «Кларет», муниципальный центр для наркоманов, находящийся в двенадцати километрах от центрального парка Энвигадо, в усадьбе Ла-Катедраль-дель-Валье, которая была оформлена Эскобаром на подставное лицо. Правительство согласилось рассмотреть возможность аренды и перестройки центра, понимая, что если не обеспечить Эскобару безопасность, то на его явку с повинной рассчитывать нечего. Адвокаты Эскобара требовали, чтобы его охраняли антьокцы, а внешняя охрана тюрьмы была поручена любому военизированному подразделению, кроме полиции, которая могла пытаться отомстить за гибель своих сотрудников в Медельине.

Алькальд Энвигадо, которому была поручена перестройка центра, получил указания от правительства и выделил средства на оборудование тюрьмы, которую затем следовало передать министерству юстиции в соответствии с договором, подписанным обеими сторонами. Изначально здание выглядело по-школьному просто: пол цементный, крыша черепичная, железные двери выкрашены в зеленый цвет. Администрация в старом здании занимала три маленьких комнаты. Рядом находились кухня, вымощенное камнем патио и карцер. Спальня для наркозависимых была площадью 400 кв. м; еще одно большое помещение было отведено под библиотеку и читальный зал. В здании также имелось шесть индивидуальных комнат. Центральная часть площадью 600 кв. м отводилась под различные бытовые нужды. В том числе там были четыре душевые комнаты. Реконструкция здания началась в феврале, занимались ею семьдесят рабочих, которые спали по очереди, совсем помалу. Сложный рельеф местности, ужасное состояние дорог и неблагоприятная зимняя погода вынудили строителей отказаться от автотранспорта и перевозить большую часть оборудования на мулах. В первую очередь доставили два водонагревателя, каждый на пятьдесят литров, казарменные койки и две дюжины металлических стульев, выкрашенных в желтый цвет. Двадцать кадок с декоративными араукариями, лавровыми деревьями и пальмами дополняли интерьер. Здание было не телефонизировано, и поначалу приходилось пользоваться рацией. Окончательная смета расходов, которые покрывал муниципалитет Энвигадо, составила сто двадцать миллионов песо. Первоначально планировалось завершить работы за восемь месяцев, но когда на сцену выступил падре Гарсия Эррерос, строительство пошло ускоренным темпом.

Другим препятствием для сдачи было требование, чтобы Эскобар распустил свою армию. Он, похоже, не считал тюрьму местом отбывания наказания, а рассматривал ее исключительно как убежище, где можно укрыться от врагов и даже от самого правосудия. Но его войско сдаваться вместе с ним не желало. Поэтому Пабло заявил, что не может спрятаться с родными за стенами тюрьмы, бросив товарищей на поживу Элитному корпусу.

«Я тут не один командую», – заявил он как-то в письме.

Однако многие сочли это полуправдой, решив, что на самом деле Эскобар хочет сохранить свою бригаду в рабочем состоянии и вести наркобизнес даже из тюрьмы. Как бы там ни было, правительство предпочитало упечь за решетку всю братию. В войске Эскобара числилось сто банд, которые не были задействованы постоянно, а находились на положении резервистов, которых в считанные часы можно было призвать и вооружить. Правительство добивалось, чтобы вместе с Эскобаром сложили оружие и отправились в тюрьму пятнадцать – двадцать его бесстрашных полевых командиров.

Во время своих редких встреч с Вильямисаром президент Гавирия всегда старался хоть чем-то помочь в его частных переговорах по освобождению заложников. Вильямисар думает, что правительство вело еще какие-то сепаратные переговоры, кроме тех, которые были поручены ему и предусмотрены политикой подчинения правосудию. Понимая, с какими трудностями сталкивается правительство, экс-президент Турбай и Эрнандо Сантос все равно ожидали от Гавирии пусть минимальной, но гибкости (хотя и не говорили об этом вслух). То, что президент, несмотря на настойчивые просьбы, мольбы и требования Индии, ни в какую не хотел изменить установленные указом сроки сдачи наркодельцов властям, навсегда засело занозой в сердцах Дианиных родных. И они никогда не смогут понять, почему через три дня после ее смерти он вдруг взял и изменил указ. Впрочем, президент считает – и говорит об этом в частных беседах, – что на тот момент изменение срока не могло застраховать Диану от гибели.