– Я никому никогда не показывал свои рисунки, - признался Бенедикт.

Софи резко вскинула голову и взглянула ему прямо в глаза.

– Вы шутите.

– Нисколько, - покачал головой Бенедикт.

– Но они прекрасны. Вы настоящий талант. Думаю, ваша матушка сказала бы то же самое, если бы их увидела.

– Не знаю почему, но я никогда их никому не показывал, - проговорил Бенедикт, чувствуя себя глупо.

– Вы показали их мне, - тихо сказала Софи.

– Я не мог этого не сделать, - заметил Бенедикт, коснувшись ее подбородка.

Внезапно сердце его замерло, после чего забилось с удвоенной силой. Все стало ясно и понятно. Он любит ее. Бенедикт не знал, как это случилось, знал лишь, что это произошло.

И дело было не в том, что она в данный момент находилась у него под рукой. Так бывало со многими женщинами, но Софи была не похожа ни на одну из них. При виде ее у него теплело на душе, хотелось плакать и смеяться одновременно.

Странно, необъяснимо, но оказывается, он нашел женщину, которая одним своим присутствием делала его счастливым. Ему даже не нужно было ее видеть, слышать ее голос, вдыхать исходящий от нее аромат. Достаточно было знать, что она здесь. Если это не любовь, то Бенедикт не знал, что это такое.

Он долго смотрел на нее и не мог насмотреться. Взгляд Софи затуманился. Блестящие ярко-изумрудные глаза словно подернулись дымкой. Мягкие губы приоткрылись, и Бенедикт понял, что должен ее поцеловать. Если он сейчас этого не сделает, он просто не сможет жить дальше.

Она нужна ему, как глоток воды умирающему от жажды путнику, как воздух, когда нечем дышать. Он хочет ее. Хочет так страстно, как никого никогда не хотел в своей жизни. И последней здравой мыслью Бенедикта, прежде чем губы его прильнули к губам Софи и голова пошла кругом, была мысль: он должен сделать ее своей прямо сейчас.

"Автор этих строк получила информацию из самых достоверных источников, что два дня назад во время чаепития у Гантеров леди Пенвуд нанесли удар по голове бисквитом.

Автор этих строк не может с уверенностью сказать, кто его швырнул, однако все подозрения падают на мисс Фелисити Фезерингтон и мисс Гиацинту Бриджертон, которые частенько приходят в гости в этот дом".

"Светские новости от леди Уислдаун", 21 мая 1817 года

Софи уже не в первый раз целовалась с Бенедиктом, но так, как сейчас, он ее еще никогда не целовал. У нее было такое ощущение, словно она в раю.

Губы его касались ее губ с невыразимой нежностью, вызывая в то же время страстное желание и быть любимой, и любить самой.

– Бенедикт… - прошептала Софи и сама себя не услышала: так сильно билось сердце.

Как же она его хотела, и как глупо было думать, что она сможет противостоять этой страсти. Глупо и самонадеянно.

– Софи, Софи… - вновь и вновь шептал он, касаясь губами ее щеки, шеи, уха.

Софи почувствовала, как руки его потянулись к пуговицам платья, принялись расстегивать их. Она всегда считала, что никогда не допустит того, чтобы ее раздевали, и вот теперь лиф платья уже соскользнул к поясу, бесстыдно обнажив грудь, а она могла лишь сладострастно стонать и, слегка выгнув спину, предлагать ему себя, как некий запретный плод.

Когда Бенедикт увидел ее обнаженную грудь, у него перехватило дыхание. Сколько раз он представлял себе эту сцену - каждую ночь, когда лежал в постели без сна, и всякий раз во сне, когда удавалось заснуть. Но действительность превзошла все его ожидания.

Рука Бенедикта, до этого ласково поглаживающая спину Софи, медленно скользнула к груди.

– Какая же ты красивая, - прошептал он, понимая, что слова бессильны передать всю гамму его чувств.

Рука скользнула выше, трепещущие пальцы накрыли грудь, и сдавленный стон сорвался с губ Бенедикта. Говорить он уже не мог. Страсть к этой женщине затмила все. Он не то что говорить, думать был уже не в состоянии.

Он и сам не понимал, как это случилось, что Софи стала так много для него значить. Еще неделю назад он ее не знал, представления не имел о ее существовании, а сейчас она стала необходима ему как воздух. Без нее жизнь теряла всякий смысл.

Он коснулся рукой ее подбородка, запрокинул лицо и заглянул в глаза. Казалось, они светились изнутри ярким светом и блестели от невыплаканных слез.

Губы дрожали, и Бенедикт понял: Софи так же, как и он, находится под влиянием этого чарующего момента.

Он наклонился. Медленно-медленно, чтобы дать ей возможность сказать "нет". Если она так скажет, ему будет необыкновенно тяжело, но еще тяжелее будет выслушивать ее жалобы на следующее утро.

Но она не сказала "нет", глаза ее закрылись, а голова слегка склонилась набок. Всем своим видом Софи давала понять, что ждет его поцелуя.

Бенедикт и сам не понимал, как это происходит, но всякий раз, когда он целовал ее, губы Софи казались все более сладкими, а исходящий от нее аромат - все более пьянящим. Желание разгоралось в нем все сильнее, и ему пришлось собрать всю свою силу воли для того, чтобы не повалить Софи на диван и не начать срывать с нее одежду.

Он еще успеет это сделать, мелькнула в голове Бенедикта озорная мысль. Но в этот первый для нее раз - а в том, что он первый, Бенедикт не сомневался - он должен быть нетороплив и нежен, то есть должен вести себя именно так, как ждет от него молоденькая невинная девушка.

А впрочем, подумал Бенедикт, улыбнувшись, скоро он ей покажет такое, чего она никак не ожидает.

– Чему вы улыбаетесь? - спросила Софи. Слегка отстранившись, Бенедикт обхватил ее лицо обеими руками.

– А откуда ты знаешь, что я улыбаюсь?

– Губами чувствую.

– Ты заставляешь меня улыбаться, - прошептал он.

Губы Софи дрогнули, влажное, горячее дыхание обожгло его. Взяв Софи за руку, он поднес ее к губам и провел ее пальцем по контуру своих губ, как проделывал это только что с ее губами. Заметив, что глаза Софи расширились, он взял ее палец в рот и легонько пососал, щекоча его зубами и языком.

В голове Бенедикта теснились сотни вопросов, которые ему хотелось ей задать, однако он ужасно боялся, что, услышав их, она опомнится и передумает. И поэтому вместо того, чтобы задавать вопросы, он вновь прильнул к ее губам нежным поцелуем, едва сдерживая яростное желание.

Она вновь прошептала его имя, словно молитву, и он бережно опустил ее на софу.

– Я хочу тебя, - простонал он. - Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу.

Ответом ему был лишь прерывистый стон, подействовавший на него как удар хлыста. Он еще крепче обхватил ее обеими руками и принялся покрывать ее лебединую шею жаркими поцелуями.

Он спускался все ниже и ниже и, добравшись до нежного бугорка груди, остановился. Софи лежала под ним. Глаза ее сверкали от желания, и эта картина показалась Бенедикту более пленительной, чем он представлял себе в самых безудержных мечтах.