«Боевые побратимы»!

– Бугай еще кричал перед отлетом: «Я тебя не забуду!», – сердито сплюнул на землю старший лейтенант.

В глазах накопились слезы обиды, в голове вновь зашумело, в ушах звонок набрал межевой ноты, незаметно приблизилась дурнота.

– Ты напрасно кипятишься, – спокойно промолвил майор, затягиваясь сигаретным дымком. – Возьми сигарету, курни, и успокойся, друже, я тебе не враг!

– Противно все это, – судорожными движениями закурил старлей.

– Капитан Аврамов здесь вообще не при чем, он успел устно доложить в Джелалабаде своему руководству о событиях вокруг кишлака Темаче, – рассказывал Тайфун в паузах между затяжками. – Потом у него открылось внутреннее кровотечение, капитан потерял сознание, и на реанимационном самолете «Скальпель» его эвакуировали в Кабул.

– Вот как! – смутился Хантер. – Прости, Бугай, я был неправ по отношению к тебе! – его слова были словно направлены в эфир, где на «том конце» пребывал на связи геройский капитан.

– Да, Саня, – согласился с его высказыванием спецпропагандист. – Справку-доклад смастерили начальники Аврамова, а не он лично. А вот о тебе, – майор постепенно возвращал Петренко из эфира на грешную землю, – в ЦБУ действительно поступила глупейшая дезинформация – доклад о твоем якобы «дезертирстве».

– Знаете, ребята, вы здесь по-своему, по-полтавскому, погутарьте, а я чаек быстро организую! – Тактичный Оселедец понял, что его присутствие необязательно.

– Давай, старшина! – По глазам Павла Николаевича было заметно – он одобряет намерение сообразительного прапорщика.

– Какое, к черту, дезертирство?! – дождавшись, пока отойдет старшина, сорвался с цепи заместитель командира парашютно-десантной роты по политической части.

– И дезертирство, и утрата оружия, как и военного имущества, – Майор сознательно вылил на собеседника дополнительный ушат холодной воды.

– П…ц какой-то! – выматерился Александр.

– Не ругайся, давай лучше обсудим – как нам выйти из этого переплета, – предложил видавший виды Чабаненко.

– Подсказывайте, вам виднее! – старлей по-наполеоновски скрестил руки на груди.

– Это другое дело! – по-деловому откликнулся Чабаненко. – Значит так, слушай меня! Перед тем как встретиться с тобой, я полчаса говорил с твоим командиром и уже догадался, что ты ведешь двойную игру. Так, земляк?

– Немного есть, – согласился Александр, опасаясь быть раскрытым. – Так случилось, – начал он оправдываться, – что мы сами решились на ночные засадные действия, хотели перехватить «духов» на дальних подступах к СТО, сорвав их планы.

– Что вам и удалось, по большому счету, – согласился майор. – Иначе б та ночная стая просто разнесла весь этот балаган по щепкам! – Он скептически осмотрел пункт эвакуированной техники.

– Просто мы не ожидали, что такая мясорубка начнется, – продолжал оправдываться замполит роты. – Надеялись, что выскочит из кяризов десяток-другой «бармалеев», мы их быстренько локализуем, и, «цоб-цобе!» – на СТО, под прикрытием огня…

– Так-таки так, Саня, – грустно согласился Тайфун. – А вместо «цоб-цобе!» напоролись на «Аллах акбар!», да?

– Именно так, Павел Николаевичу, – подтвердил старлей тихо, словно школьник-озорник перед директором школы.

– Хватит казнить себя, земляк! – повысил голос полтавец. – Поэтому и в дальнейшем веди такую игру, какую вел до того – пришел на помощь группе спецназа, по настойчивым просьбам трудящихся. Запомнил?

– Так точно! – без энтузиазма ответил Хантер.

– Ты не на строевом смотре, я тебе не прямой начальник! – оборвал его Чабаненко. – Включай мозг на полную мощность, даешь мозговой штурм, как сейчас модно говорить!

– Я стараюсь, – вяло промолвил старлей. Это было правдой, хотя размышлять ему становилось все тяжелее, травмированный мозг не переваривал изобилие разновекторной информации.

– Хорошо, – подешевел земляк, глядя в бледное лицо собеседника. – Ты еще молодой-горячий, поэтому и попал в переплет. Хотя за многолетнюю историю этой войны немало старших начальников натворили такой херни, пролив столько крови, что ты, по сравнению с ними, выглядишь грудным ребенком. На тебе кое-кто попытается провести образцово-показательный процесс, понимаешь, горячая твоя башка? – по-отцовски упрекнул он Хантера.

– Понимаю, Павел Николаевич, – кивнул тот.

– Поэтому – ни вправо, ни влево от собственных показаний, стой на своем! – инструктировал Тайфун. – Бойцы надежные, не сдадут?

– Надежные. С ними еще старший техник роты переговорил, еще до своего ранения, – на всякий случай уточнил старлей.

– Мы с Худайбердыевым имеем особенное задание, у нас свой план, хотя в этом плане есть место и для тебя, и для твоего «крестника» – Наваля! – подмигнул Чабаненко. – Однако до определенных обстоятельств, до поры до времени мы не имеем права вмешиваться в твою судьбу. Должны состояться некоторые события, и лишь тогда мы сможем тебе помочь. Какое-то время ты должен продержаться без поддержки извне, врубаешься, Хантер? – подколол он старлея.

– Вас понял, Тайфун! – Тот принял игру.

– Так вот, что бы тебе ни говорили, что бы ни обещали, никому, запомни – никому! – ни одного слова о том, что в ночной поиск ты отважился идти своими силами, под воздействием молодой горячей крови и зажигательного характера! И в Пол-Пота ты не стрелял, и вообще – ничего подобного не было! Слово коммуниста! Придерживайся жесткого принципа, который в свое время помог многим добрым людям выжить в аду Гулага, а именно: «Не верь, не бойся, не проси!». Фамиди[46], хуб? – спросил спецпропагандист на пушту.

– Хуб![47]– ответил Александр, чувствуя некоторое облегчение. – А почему мулла Сайфуль так интересуется судьбой какого-то там племянника? – спросил он у Тайфуна. – Вроде бы жен у муллы должны быть четыре, и детей своих – что на собаке блох?

– Дело в том, Саня, – Чабаненко легко перевел разговор в другую плоскость, – что ты прав: жен четыре и детей целая гурьба. Но Аллах почему-то наказал муллу: все его дети по мужчинской линии или померли в младенчестве, или же страдают различными психическими расстройствами, то есть недееспособны. Поэтому Сайфуль избрал своим преемником самого толкового из всех племянников, бачу по имени Наваль, с которым военная судьба тебя и свела.

– Знаете, Павел Николаевич! – откровенно сказал Хантер, глядя в глаза майору. – Вроде бы и враг мне Наваль, и захватили мы его «на приз», на поле боя, с оружием в руках, но почему-то пришелся он мне по душе, и жаль мне его… Не знаю, чем это объяснить…

– На языке психологов этот случай можно охарактеризовать как «стокгольмский синдром», – объяснил осведомленный и просвещенный майор. – Этим термином можно охарактеризовать защитно-подсознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения или применения насилия. Под воздействием сильного шока заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия, и в конечном счете отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели. Возможна и «обратная связь» – когда агрессор сочувствует жертве, подсознательно испытывая к ней симпатию…