Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопреки нашей, по всей видимости, романтической обстановке, каждый мускул моего тела напряжен, каждый нерв кричит, что я в опасности, что мне нужно убираться подальше от этого мужчины.
В этом нет ничего романтичного. Теперь я пытаюсь понять, как вообще могла встречаться с Оливером. Видимо, никогда не обращала на него должного внимания. Мне хотелось развлечься, и казалось, нам по пути. Сейчас я по-настоящему смотрю в его глаза, и мне не нравится то, что я там вижу – жажду. Обиду. И толику безумия.
– Мы никогда не ходили вместе танцевать, – мрачно произносит Оливер. – Ты всегда предпочитала компанию своих друзей.
– Оливер, мне жаль, что…
Он перебивает меня.
– Раньше ты называла меня «Олли». Мне так нравится гораздо больше, чем «Оливер».
Я сглатываю.
– Все так тебя зовут, – отвечаю я.
– Но это звучит гораздо красивее, когда произносишь ты.
Он притягивает меня ближе к своему телу. Я пытаюсь удержать расстояние между нами, но это словно плыть против течения. Оливер гораздо сильнее меня.
Я оказываюсь прямо у него под подбородком, поэтому мне приходится задирать голову, чтобы смотреть на него.
– Скажи это, – велит он. – Назови меня Олли.
– Хорошо… Олли… – говорю я.
– Идеально, – вздыхает он.
Оливер опускает лицо, чтобы поцеловать меня. Его губы кажутся толстыми и жесткими. Они слишком влажные, а в его слюне тоже присутствует привкус металла.
Я не могу этого сделать. Не могу поцеловать его.
Я отталкиваю мужчину, рефлекторно вытирая рот тыльной стороной ладони.
Хмурясь, Оливер складывает руки на широкой груди.
– Почему с тобой всегда должно быть так сложно? – спрашивает он. – Я знаю, что ты несчастна с Гриффинами. Я забрал тебя от них. Привез сюда, в самое прекрасное место в стране. Посмотри на этот вид!
Он показывает на окно, в котором виднеется белый, залитый лунным светом песок, на который наплывают темные воды.
– Ты не хочешь целовать меня, но его целуешь, так? – спрашивает он, прищурив глаза. – Наверное, ты и трахалась с ним, да? ТРАХАЛАСЬ?
Я понимаю, что мой ответ лишь сильнее его разозлит, но нет смысла врать.
– Мы женаты, – напоминаю я.
– Но ты не любишь его, – говорит Оливер, сверкая глазами. – Скажи, что не любишь его.
Мне всего лишь стоит ему подыграть. Молоток все еще лежит на барной стойке, всего в паре шагов от нас. Оливер может схватить его в любой момент. Может обрушить на мою голову с той же яростью, с какой разбивал кольцо.
Мне стоит говорить все, что он хочет. Делать все, что он скажет. Я ни разу не признавалась Кэлламу в любви. Вряд ли так сложно будет от нее отречься.
Я открываю рот. Но не издаю ни звука.
– Нет, – говорит Оливер, медленно качая головой. – Нет, это неправда. Ты не любишь его. Ты вышла за него замуж только потому, что должна была. Тебе на него плевать.
Я с силой сжимаю губы.
Я думаю о Кэлламе, толкающем меня на спинку кожаного сидения и опускающемся на колени в лимузине. Думаю о том, как он обнял меня и без колебаний прыгнул в ту трубу, когда люди Мясника наставили на нас оружие. Думаю о том, как он сказал, что мы должны работать вместе каждый день. И как взял меня за руку вчера вечером за ужином.
– Вообще-то… – медленно произношу я, – люблю. Я действительно люблю его.
– НЕТ, НЕ ЛЮБИШЬ! – ревет Оливер.
Он наотмашь бьет меня по лицу, сбивая на пол. Меня словно прибило медвежьей лапой. В этом ударе столько силы, что все мое тело обмякает, и я едва успеваю сгруппироваться, прежде чем падаю на пол.
Я чувствую во рту вкус железа. В ушах звенит. Я сплевываю на пол кровь.
– Просто отвези меня домой, – бормочу я. – Ты не получишь, чего желаешь.
– Ты не поедешь домой, – безжизненно произносит Оливер. – Вы все одинаковые. Ты, мой отец, гребаный Кэллам Гриффин… Вы просто даете кому-то что-то, позволяя им это иметь, пользоваться этим и верить, что это принадлежит им навсегда. А потом вы снова вырываете это у них из рук просто потому, что вам так захотелось. Так вот, этого больше не случится.
Оливер возвращается к своей сумке с инструментами и достает свернутую веревку.
Кажется, на самом деле это не сумка с инструментами. Потому что какого хрена у него там делает веревка?
Кажется, Оливер уже довольно давно запланировал нечто большее, чем ремонт дома.
Я пытаюсь убежать, но едва могу стоять на ногах. Оливеру не составляет труда связать меня, как цыпленка, и засунуть тряпку мне в рот.
Он присаживается передо мной на корточки, его лицо в нескольких дюймах от моего.
– Вот кое-что, что ты должна уяснить, Аида, – говорит он глухим и хриплым голосом. – Я не могу сделать тебя своей. Но могу сделать так, чтобы ты ни была больше ничьей.
Я бормочу что-то сквозь кляп.
– Что? – спрашивает Оливер.
Я повторяю снова, на этот раз громче. Оливер приближает ко мне лицо.
Я откидываю голову назад и изо всех сил бью его лбом в нос.
– ТВОЮ МАТЬ! – вопит Оливер, хватаясь рукой за нос, между его пальцев стекает кровь, – Какого хрена, Аида, ты, СУКА!
Оливер бьет меня снова. На этот раз, падая, я проваливаюсь прямо сквозь пол в густую, тихую темноту.
Кэллам
Я не знаю точный адрес коттеджа Каслов, знаю только то, что он находится где-то под Честертоном, и рядом есть озеро. Но, думаю, смогу его вычислить по цвету и общему расположению.
К сожалению, вдоль этого побережья хренова туча маленьких голубых пляжных домиков. К тому же уже темнеет, а эта часть пути освещена не очень хорошо. Я едва могу разобрать, какой дом голубой, а какой – серый или зеленый.
Я ищу взглядом «Мазерати» Оливера, но не могу полагаться на это наверняка – возможно, он приехал на чем-то другом.
Во всяком случае, я могу спокойно проезжать мимо домов, наполненных смехом и звуками вечеринки – где бы ни была Аида, дом будет тихим и уединенным, в этом я уверен.
Я опускаю окно и пытаюсь лучше рассмотреть коттеджи, которые находятся в отдалении от дороги, наполовину скрытые за деревьями.
Некоторые подъездные дорожки такие тусклые, что я едва могу их разглядеть. Я даже почти проезжаю мимо одного из коттеджей, не замечая нечетких следов в траве. Пока не обращаю внимания на