Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПИСЬМА УЧАСТНИКОВ ОБОРОНЫ БРЕСТСКОЙ КРЕПОСТИ ПИСАТЕЛЮ С.С. СМИРНОВУ
Письма никогда не печатались. В советское время их после довольно строгой цензуры и литературной обработки использовали в отдельных сборниках воспоминаний.
Надо учитывать, в какое время и кем эти письма писались. Конечно, они субъективны, многое перепуталось в памяти авторов, кое-что они явно присочинили. Тем не менее это интереснейшие документы той эпохи.
Лексика сохранена, я позволил себе лишь исправить грамматические ошибки.
БОНДАРЬ Иван Гаврилович,
военфельдшер 84-го стрелкового полка.
Здравствуйте, Сергей Сергеевич!!!
23 июля включил приемник, когда услыхал объявление, что перед микрофоном выступит писатель Сергей Сергеевич Смирнов об обороне Брестской крепости.
Ваше выступление слушал с волнением, и оно мне снова напомнило о тех жестоких боях, которые нам приходилось вести с немецкими захватчиками.
24 июля 1956 г. в последних известиях передавали, что в Москве был торжественный вечер, посвященный героической обороне Брестской крепости. Там выступали Вы, Матевосян и другие. Вчера, то есть 26-го, в моей жизни был радостный день. Почтальон принес мне телеграмму, да какую. Телеграмма с Москвы. Участники торжественного вечера в Центральном Доме Советской Армии, посвященного пятнадцатилетию обороны, герои легендарной обороны, находящиеся в Москве, прислали мне, защитнику Брестской крепости, лучшие пожелания. Я не могу передать Вам, сколько эта телеграмма принесла мне радости. Вот уже прошло больше одиннадцати лет, как окончилась вторая мировая война, но мне очень обидно, что я был захвачен немцами в плен.
Я Вам писал, но некоторые моменты упустил. Например, что немцы вели наблюдение с аэростата с подвешенной корзинкой, в корзинке ясно было видно наблюдателей.
Тогда мы заняли оборону в развалинах, где заключен был раньше Брестский мир, и за оградой этого здания. Тут обороной командовал полковой комиссар Фомин. С этого рубежа я и несколько товарищей пробрались в небольшой склад оружия и боеприпасов 84-го полка (склад находился на первом этаже в здании нашего полка, а на втором этаже размещался первый батальон). Захватили боеприпасы, а я еще нанизал на бинт несколько наганов, принес их и раздал товарищам, оставив себе один. Патронов к нагану было всего несколько штук. Когда мы соединились с нашими соседями по обороне, один из наших пулеметов был установлен у окна, если подниматься по ступенькам на второй этаж. Это был пулемет, недавно поступивший на вооружение, с воздушным охлаждением. Этому пулемету было много работы. Ствол иногда так накалялся, что стрелять было нельзя. Тогда приходилось менять ствол. Возле этого пулемета было ранено и убито несколько человек, но строгий пулемет не переставал работать, переходя в другие руки. Были еще «максимки», ручные пулеметы, винтовки, карабины и автоматы. Были и винтовки самозарядные, полученные перед войной, но эти винтовки, при таком положении, как у нас, когда столько пыли, летит штукатурка и кирпичи, заедали и выходили из строя. Наша старая винтовка тут была лучше, затвор повернул и стреляй.
Вскорости у нас появилось новое оружие: автоматы и пистолеты, захваченные в бою у немцев, это составило нам некоторую добавку в боеприпасах. С этого, ихнего, оружия били по немцам. Несколько раз я брал карабин и принимал участие в отражении атак. Несколько немцев были захвачены нашими бойцами и приведены в расположение обороны. Допросили. Деваться с ними не было куда. Потом, уже мертвых, их занесли в небольшую кладовую, расположенную с правой стороны возле лестницы на первом этаже. Немцы буквально с первого дня через репродукторы кричали, чтобы мы прекратили сопротивление и сдавались, что наше сопротивление бесполезное. Но оборона стояла по-прежнему, стойко отражая все новые и новые атаки противника.
Наше командование, то есть боевой штаб во главе с комиссаром и капитаном, находилось на первом этаже, в коридоре. Мне часто приходилось бывать в штабе. Лично присутствовал при прощании некоторых товарищей с командованием перед тем, как броситься через окно и форсировать водную преграду. Минуты прощания были очень тревожны. Все бойцы и командиры стали как будто родные братья.
Когда я был захвачен немцами, нас, небольшую группу измученных, большинство раненых, под автоматами куда-то погнали. Перегнали через мост, который проходит через Буг. Загнали в воду напоить. Отсюда сразу погнали дальше, а навстречу нам все время двигались немецкие войска. По дороге отстающих расстреливали, а сил было мало. Они ни пить, ни есть не давали. После дождика на обочинах дороги были лужи воды. На ходу удавалось иногда зачерпнуть горсть воды в ладонь. Но за эту воду не один нагнувшийся был расстрелян. Так нас гнали до лагеря возле Бела-Подляски. Лагерь представлял собой стены, окруженные колючей проволокой, сильная охрана и собаки.
Спали под открытым небом. Помню, легли спать втроем, скрючившись, положив голову друг другу на заднюю часть тела, лицо накрыв портянкой, чтоб не кусали комары. На площадке лагеря находились два крестьянских домика и сараи. Там, в сараях, организовали так называемый «госпиталь». Раненые лежали на соломе друг около друга. В крестьянских домиках организовали операционную и перевязочную. Тут я встретил Петрова Ю.В., Занина B.C., Ермолаева С.С., Щеглова В.В., Филиппова Б.Л. и других.
Начали делать вместе с ними все возможное, чтобы облегчить страдания раненых. Делали перевязки, удаляли осколки на ощупь, ухаживали. Раненых было много, полные сараи. В этот лагерь, по-видимому, был направлен и Матевосян. Питание было отвратительное, крайне недостаточное, чтобы можно было просуществовать.
И июля 1941 года подъехали машины, погрузили раненых, вместе с ранеными погрузили врачей и фельдшеров, в их числе был я. Поехали еще санинструктор Ни- конуров Виталий и Баканов Александр. Привезли нас обратно в Брест-Литовск, где в казармах Южного городка организовали госпиталь военнопленных. Кроме голода и холода, зимой 1941/42 гг. был тут сйп^ой тиф. Я готовился к побегу из тифозного отделения, подготовил уже гражданскую одежду. Но меня свалил сыпной тиф. Болезнь перенес очень тяжело, как остался жив, я не знаю. Когда пришел в себя, я был высохший, одни кости обтянуты кожей и сильный фурункулез, в общем, один скелет. В плену все время был за проволокой в лагерях, хлебнул горя немало.
После освобождения с плена служил в рядах Красной Армии один год. Демобилизован в мае 1946 года. После демобилизации по настоящее время работаю в пригородном районе фельдшером на врачебном участке села Но- во-Александровка. Состою на воинском учете. Переведен с рядового состава в офицерский, правда, пока еще без воинского звания.
Я очень доволен, рад и благодарен Вам, что Вы сумели чутко отнестись, добиться и найти справедливость и помочь товарищам, соучастникам обороны Брестской крепости майору Гаврилову, Филю и Петру Клыпа.
Пока до свидания. С приветом И. Г. Бондарь.
27 июля 1956 г.