Я отвел взгляд. Родные и близкие есть у всех. Кроме меня. Семьей пока не обзавелся, а родичи… почти всех схоронил, непонятно только, где отец. Жив, здоров или тоже на кладбище?

Хотя есть Танюшка, юное милое создание с веселыми зелеными глазами и добрым характером. Милая, нежная… и нормальная, без дерьма в мозгах. Как она отнесется к моему отъезду?

Так, ладно, тоску прочь, не до романтических мыслей.

— Поиск вчетвером может затянуться на годы, — сказал я. — Целая планета, да если с развитой цивилизацией… заморочимся искать.

— Вот узнаете, что там, тогда и будем думать! — ответил директор. — А пока только первичная разведка. Туда-обратно. Еще вопросы?.. Нет вопросов! Тогда сейчас подбор амуниции и снаряжения. Потом к докторам, обед, отдых. А затем предстартовый инструктаж. Двигайте!

Мы дружно встали и пошли к двери. Уже на пороге, выходя последним, я обернулся. Навруцкий провожал меня пристальным взглядом. И было в нем что-то такое… Я бы назвал это испугом. Если бы не знал, что страх не входит в набор его эмоций. В этом здоровенном теле ему просто нет места.

Директор Комитета Навруцкий

И опять у меня разбушевалась интуиция. Муторное такое состояние, словно сон плохой приснился. Причем не знаю даже с чего! Вроде бы все продумали, все подготовили. Учли, что возможно учесть.

И парни в норме, рвутся в дело. Савостин гарантирует работу техники. Плавунов обещает, что поисковики выдержат любые перегрузки. Все хорошо. А на душе муть!

Ах, как же я хотел пойти сам! Сделать все своими руками!

Нельзя!

В любой момент может поступить информация от Кумашева или Глеба. Может позвонить Гудков. Может выйти на связь представитель госбезопасности. Да что угодно может произойти, и я обязан быть на месте! Ответить, помочь, принять меры.

И за себя никого не оставишь. Штатный зам далеко, Кобрук тоже. Хотя есть человек, на которого могу во всем положиться. Но сейчас не критическая ситуация, чтобы напрягать его.

Так что сидеть мне на месте, тратить нервные клетки и ждать. Самая паршивая работенка! И самая нужная.

На месте не сиделось. Но ходить по пятам за поисковиками глупо. И я пошел… на тренировку. Из-за суеты последних недель пропустил два занятия, надо наверстывать.

Но поход в спортзал не принес желаемого успокоения. Я тягал железо с удвоенной силой, удивляя себя и Брагина. Тот даже стал притормаживать меня.

— Без фанатизма! Не надо столько прибавлять сразу!

Это я в порыве чувств навесил на гриф триста десять кэгэ. Леонид порыв остановил и снял двадцатку.

— На два раза! Если пойдет нормально — добавим пятерочку.

От становой тяги я перешел к рукам, потом к прессу. Но мыслями был далеко. В другом крыле Комитета, где сейчас парни Орешкина собирались в путь.

Дело им предстоит, с одной стороны, несложное, с другой — крайне опасное. Первыми шагнуть в другой мир. В абсолютную неизвестность. С обычной разведкой это сравнить нельзя. Скорее с быстрым прыжком туда и обратно.

Я как-то пошутил: мол, вы должны переходить спиной вперед, чтобы при любом намеке на опасность тут же рвануть обратно. И хотя подобное поведение нужно только в первые минуты после перехода, но они-то и есть самые главные.

Страшно посылать людей на смерть. Но посылать в неизвестность, пожалуй, страшнее. Легче самому идти. Но самому нельзя. И от того вдвойне погано.

За десять минут до перехода группа Орешкина собралась в предбаннике — так называли аппаратную комнату рядом с переходной камерой. В полной сбруе, с оружием в руках. За спиной у самого здорового из четверки, Михаила Кулагина, выносной блок «станка». В плащах парни смотрелись немного нелепо, но на это никто внимания не обращал.

Я пошел в предбанник следом за Савостиным.

— Готовы, орлы?

— Готовы, — ответил Артем, поправляя лямку разгрузки.

— Напутственные слова уже говорил, повторять не буду. Одно скажу: главное — вернуться!

— Сделаем, шеф, — добродушно проговорил Макс Таныш. — Куда мы денемся?!

Я посмотрел на Савостина. Тот стоял возле монитора, следил за показаниями аппаратуры.

— Полная готовность! Группе перейти в камеру! — сказал через несколько секунд Аркадий и пошел к двери.

Следом дружно двинули поисковики. Я остался в предбаннике, наблюдая за ними по экрану.

Принцип перехода в другой мир малоотличим от перехода в другое время. Другая только аппаратура. Но люди исчезают точно так же — внезапно и быстро.

Когда на табло замигала красная лампочка, поисковики дружно надели респираторы с регенерационными баллонами, набросили на головы капюшоны и сняли оружие с предохранителей.

Потом прозвучал сигнал и… все. И в этот миг на экране высветилась надпись «Бакар-контакт». Стоявший рядом Савостин тут же вдавил две клавиши на панели и сказал:

— Запрос на переход. Кобрук, наверное, идет. Сейчас будет.

Я опять посмотрел на экран и с некоторым трудом переключился на другую тему. Бакар, расширение базы, постройка замка, создание баронского владения.

И решать все это надо быстро, без проволочек. А группа Орешкина сейчас делает первые шаги по другой планете.

Кажется, время размеренной спокойной жизни Комитета прошло безвозвратно!

Замок графа Теладора

Он проснулся от прикосновения теплой руки к животу. Машинально напряг мышцы, но сразу расслабил. Это была служанка. Молоденькая девочка с красивой фигурой и симпатичным личиком. Полностью сформировавшаяся женщина, но… всего шестнадцати лет.

Впрочем, по местным обычаям девочки уже в тринадцать-четырнадцать выходят замуж и рожают детей. А к двадцати годам имеют четырех-пятерых детишек. Правда, после такой эксплуатации детородных функций женщины превращаются в неуклюжих клуш с расплывшейся фигурой, свисающим выменем и полным отсутствием талии.

Таково время, нравы и обычаи, предназначение женщины — дом и дети. С подобным режимом за фигурой следить некогда. И только дворянки, избавленные от домашних хлопот и не обязанные быть ударницами в производстве потомства, сохраняют свежеть тела до тридцати, а иногда и больше.

И вообще здесь свои представления об идеалах женского тела, во многом схожие с представлениями в Средние века на Земле. Так что стройную фигурку имеют лишь девочки лет до восемнадцати, и то не все. Вот и приходится укладывать в графскую постель молоденьких. Увы, менять свои вкусы граф не намерен.