– А можно было это сформулировать как-нибудь по-другому, чтобы я окончательно не почувствовала себя киллером? – спросила я.

– Вы не киллер, – сказал он. – Проблема в том, что вы и не Цензор.

– Судя по новостям, мне удалось поломать сюжетную броню всей «коза ностре», – сказала я.

– Да, – сказал агент Смит. – Я не совсем так выразился. Вы – Цензор, у вас есть способности менять чужие сюжеты. Но вместе с этим есть и еще какие-то способности, в которых мы, пока, толком не разобрались. Вы – нечто большее, чем просто Цензор, Боб.

– Вы, наверное, всем девушкам такое говорите, Эллиот.

– Нет, – сказал он. – Прекрасный маникюр, кстати.

– Видели бы вы, как я крестиком вышиваю.

Глава 25

Я сидела и думала, что, наверное, могла ошибиться, когда искала на его шее пульс, обстановка действительно была довольно нервная. Допустим, пульс был, просто я его не нашла.

А бронежилет?

Или пятна крови на его рубашке мне померещились?

В психиатрическую лечебницу меня тогда положили не просто так. Грани реальности размывались в моей голове, и иногда я не могла сказать, существует ли то, что я вижу, на самом деле, или это просто галлюцинация. И Пеннивайз, все чаще являвшийся мне в кошмарных снах со своей дурацкой хищной улыбочкой в три ряда, тогда казался мне вполне настоящим.

Но были и другие вещи, мелочи, не столь радикальные, но все же здорово осложняющие жизнь.

Мне казалось, что я пила чай, а я не пила, чайник холодный и все чашки чистые. Мне казалось, что я принимала таблетки, а я не принимала, вон лежит нетронутая упаковка. Мне казалось, что я проснулась, оделась, сходила в школу и вернулась домой, а на самом деле я провалялась в кровати весь день… Это если о мелочах говорить.

В последнее время такое со мной, вроде бы, не случалось, но вдруг оно опять началось? Происшествие на пустыре, опять же… Ведь там не было никого, кроме нас с Мясником, а я в какой-то момент поверила, что кроме нас двоих там присутствует кто-то еще… Если все так, тогда с работой в полиции пора завязывать, пока не случилось что-нибудь непоправимого.

Агент Смит сидел рядом и тоже молчал, но тут-то все понятно. Это такая стратегия, он ждал, пока я начну задавать вопросы. Таким образом он поймет, что мне известно и сколько он может рассказать, чтобы не сболтнуть лишнего.

ТАКС проводило в отношении меня политику гриба (держите их в темноте и кормите дерьмом), и это неимоверно бесило, потому что это они ко мне пришли, а не я к ним. И я им была нужна больше, чем они мне.

Я вообще двадцать семь лет прекрасно без них обходилась.

– Значит, вы были в бронежилете? – спросила я.

– Да.

– А сейчас вы в бронежилете?

– Вы же видели, что нет.

– Значит, если я сейчас дважды выстрелю вам в грудь, то вы умрете?

– Скорее всего, – сказал он. – Хотя и не факт, мы же на территории больницы. Если медицинский персонал будет достаточно расторопен, возможно, он сумеет спасти мне жизнь. Но это не тот вопрос, ответ на который я стал бы искать экспериментальным путем, Боб.

– Кто были те парни в ресторане?

– Какие именно?

– Не морочьте мне голову, Эллиот, вы прекрасно понимаете, о ком я. Те парни, в которых вы начали стрелять.

– Какие-то гангстеры, – сказал он.

Я вздохнула.

– Что-то не так? – спросил он.

– Я не могу понять одну вещь в наших с вами отношениях, – сказала я. – Вы держите меня за дуру потому что что-то раскопали в моем прошлом и у вас есть для этого какие-то основания или вы просто белый гетеросексуальный шовинистический цисгендерный ублюдок, считающий, что у женщин нет мозга в принципе?

– А какое к этому всему имеет отношение тот факт, что я белый? – попытался отшутиться он.

– Зачем бы вы стали стрелять в каких-то гангстеров, Эллиот? – поинтересовалась я. – Особенно если помнить, что восемьдесят или сколько вы там говорили процентов гангстеров этого города ходили под сюжетной броней Вито Дженовезе, и он на тот момент был еще жив?

– Их не должно было там быть, – сказал агент Смит. – В книге эта сцена описана достаточно подробно, и в ней не было других стрелков. Я просто решил устранить препятствие, которое могло нам помешать.

– А может быть, вы достали пистолеты, чтобы обострить ситуацию? – спросила я. – Чтобы обратить внимание Вито на наш столик, чтобы вынудить меня сделать то же, что и вы, чтобы мне в любом случае пришлось стрелять?

Он промолчал, а я подумала, что на нем и в самом деле мог быть бронежилет, и к моему восприятию реальности это вообще никакого отношения не имеет. Закрепить на броннике несколько капсул с красной краской, вовремя их активировать, и вуаля – со стороны ты кажешься вполне убитым. А то, что я пульс не нашла, это ничего не значит. Может быть, я поторопилась, а может быть, он на шее какую-нибудь искусственную накладку носил, через которую ничего не прощупывается.

Сейчас уже наверняка не узнаешь.

Зато таким образом они могли бы создать ситуацию, где я осталась один на один с хладнокровным убийцей, и мне в любом случае пришлось бы с ним разбираться, уже не взирая на этическую сторону этого конфликта. Ситуацию, из которой был возможен только один выход.

Ладно, два, но тот, в котором он меня убивает, мы рассматривать не будем.

По поводу самого Вито никаких иллюзий я не питала. Тот факт, что буквально за несколько минут перед стрельбой он пытался подкатывать ко мне около туалета, свидетельствовал о том, что он – расчетливый хладнокровный ублюдок и наверняка был способен сделать все то, что приписывала ему книга агента Смита.

Кроме того, он выстрелил первым, и с моей стороны это была чистая самозащита…

– Хорошие, кстати, у вас пистолеты, Эллиот, – сказала я.

– Хотите такие же, Боб? За счет организации? Независимо от того, будем ли мы прибегать к вашим услугам в дальнейшем?

– Без обязательств, значит?

– Совершенно без обязательств, – сказал агент Смит. – Просто как маленький приятный бонус.

– Хочу, – сказала я.

Пистолетов много не бывает. А ТАКС, как я считаю, действительно у меня в долгу.

– Сделаю, – сказал агент Смит.

Но, честно говоря, я не верила, что они с меня слезут. Все эти байки про тайм-аут в сотрудничестве и «возможно, мы не будем прибегать к вашим услугам в дальнейшем» – это просто треп, чтобы снять напряженность и временно меня успокоить.