Кудеяр медленно поднял полубезумный взор на Станимира, стоящего напротив престола.

– Когда Веслав уходил, – начал Кудеяр и присутствующие нахмурились: прошлого царя при дворе старались не вспоминать. Особенно помрачнел Яромир, который по-прежнему считал Веслава другом и переживал за то, что уже почти лето, а вестей от князя нет. – Перед тем как уйти, Веслав пожелал беседовать со мной лично… – говорил царь. Было видно, что речь давалась ему с душевным трудом. – Он… он рассказал, что заключил сделку с Нием, – процедил Кудеяр, сжимая кулаки. – И Ний пообещал ему, что морской народ поможет людям, стоит только прочесть написанное на обратной стороне кольца. – Кудеяр умолк, и в зале воцарилась тишина. – Но я кинул кольцо Веславу вслед, – договорил он наконец и замолчал.

– Ваше величество, – решился нарушить тишину Яромир, – кольцо осталось у вас?

– Нет, – покачал головой царь и откинулся на спинку трона.

– Веслав забрал его? – спросил богатырь.

– Веслав не стал забирать его, но и у меня оно не осталось, – устало ответил Кудеяр. – Но я бы всё равно не стал обращаться к Морскому Князю! – спохватившись, зло рыкнул царь, и придворные переглянулись.

– Вот и вспомнили мы Ния, – про себя прошептал Станимир.

Кудеяр же, немного помолчав, поднялся с трона и, окинув поданных взглядом, произнёс:

– Собор будет созван в престольном зале. Немедля.

Поклонившись, придворные расступились перед царём, что проследовал к дверям.

Любава не находила себе места, ходя по покоям, – несмотря на то что Кудеяр уверял её, что Солнцеград колосаям не взять, молодая царица не была в том так уверена. Беда подобралась к её дому совсем близко, и нынче Кудеяр спустился в приёмные палаты, дабы услышать весть, принесённую с Мореграда. И на душе у Любавы было тревожно – она чувствовала, что та весть совсем дурная.

Так и не успокоившись, царица села в кресло подле окна, за стёклами которого светило яркое, но всё ещё холодное солнце. Будто Морана-зима не покинула светлые земли.

Любава устало покачала головой и положила руки на заметно округлившийся живот: в каком же мире родится её дитя? И родится ли?

Поняв, что одной с думами не справиться, царица окликнула своих служанок и велела позвать Мирославу – прислужницу, нанятую зимой. Речи девушки удивительным образом успокаивали Любаву пуще всяких волхвов. Кудеяр сначала не хотел принимать в царский терем просившуюся на работу бездомную, но Любаве Мирослава сразу приглянулась, и Кудеяр уступил жене. И теперь Мирослава была одной из любимых служанок царицы, что и хворь могла вылечить, и Словом исцелить.

Мирослава появилась в дверях царских покоев, как всегда, неслышно. Лишь кроткий вопрос «Вы звали, ваше величество?» возвестил о том, что прислужница пришла.

Любава подняла на Мирославу взгляд: тоненькая, будто тростинка, девушка с золотыми волосами стояла, опустив взгляд в пол – как всегда, не смела лишний раз посмотреть на госпожу. Все бы были такими, как она!

– Подойди, Мирослава, да посиди со мной, – тихо просила Любава. – Совсем нет мне покоя.

Мирослава, кивнув, подняла взор своих чистых голубых глаз на царицу, и Любава ощутила, как тягостные мысли покинули её. Положив на сердце руку, Мирослава подошла к царице и, поклонившись, опустилась в кресло напротив, как и велела Любава. Опустилась робко, но душа у Мирославы ликовала – ах, если бы знали в Еловой, где сейчас она и с кем беседы ведёт, никогда бы странной не называли! Но ничего, ещё немного, и о ней узнает весь белый Свет, и станет она прославленной ворожеей. А пока… пока она ещё немного послужит.

– Река научила меня думы забирать, – сказывала сказку царице Мирослава, – этому мастерству каждый может быть обучен.

Любава в который раз подивилась чуткости своей служанки – не просто думы забирает, будто волхва, но и словно мысли знает! Но сие не пугало царицу – наоборот, в творящейся сумятице, когда мир рушился, подобное удивительным образом успокаивало душу будущей матери – хоть кто-то рядом может помочь облегчить душевные муки.

– А самого себя исцелить можно? – спросила Любава. – От дурных мыслей и недугов?

– Можно, – кивнула Мирослава, – но это крайне сложно.

– А ты сама себя можешь исцелить?

– Не всегда, – честно ответила Мирослава, вспомнив о Топи. Мысли о нави пугали волхву, и даже ночами в царском тереме, что так далеко от тайги, Мирослава порой просыпалась от того, что видела во сне страшный лик Чёрного Озера. А как теперь Мирослава сторонилась воды… Даже к простым кадкам с опаской подходила, не то что к колодцам. Море знать и вовсе не желала. – Но есть думы и страхи, которые сильнее меня, – их отогнать бывает сложно. Или вовсе невозможно.

– Да, – печально согласилась Любава. – Страхи нынче у всех… Когда беда так близко…

– Но беда ещё не здесь, – мягко улыбнулась Мирослава, и Любава вновь ощутила спокойствие, которое её покинуло, стоило только задуматься о войне. – Да и Хорс с нами, – прислужница указала на окно, которое светило грядущим летом, и Любава невольно улыбнулась.

«Беда ещё не здесь, – повторяла про себя царица, и улыбка её делалась шире. – Беда не придёт, – повторяла слова Мирославы, которая, пристально глядя на Любаву, едва слышно шептала. – Никогда…»

* * *

Ратибор, как и Борислав с Иваном, совершал обходы на равных с другими витязями Почётной Стражи Солнцеграда. Доспехи уже не прижимали к земле, да и с мечом юный витязь худо-бедно, но научился ладить.

Редкое нынче солнце ярко заливало городскую стену, но ветер был по-зимнему холоден. Будто то, что колосаи захватили почти все земли сварогинов, не позволило прийти теплу. Не иначе как гнев Богов, шептала молва. Всё чаще в Солнцеграде вспоминали Десятину Полоза – дескать, за то, что дети обратились к Змию, и прогневались Боги.

Ратибор отогнал мысли. Шли молча – не говорил даже Борислав, – за прошедшую зиму, выдавшуюся на редкость студёной, круглолицый смешливый Борис приумолк. Война до Солнцеграда не дошла – она остановилась у самого порога, овевая холодом и страхом. И это дыхание войны отнимало и смех, и дружеские речи… Как и новый враг – нависший над столицей голод. Все знали сие, но никто не решался об этом говорить. Конечно, были на Стольных Островах и небольшие полянки, засаженные пшеницей, и сады, и огороды, но только этим не прокормить всё население городов, да и студёная весна обещала скудное на урожай лето. А амбары уже почти опустели.

Ратибор вновь отринул безрадостные думы и хмуро посмотрел в бойницу на море, что блестело, будто драгоценный самоцвет. Может, его брату в Ирии, а Ратибор не сомневался, что Ведовит сейчас находится в Золотой Стране, куда лучше, чем ему здесь… Нет, так думать нельзя. Золотые земли никуда не уйдут.

Ратибор уже хотел было отвернуться от моря, как нечто привлекло его внимание: горизонт темнел, будто приближалась буря. Нахмурившись, молодой витязь подошёл к бойнице.